Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что с тобой, жена? Это же я.
Постепенно Синья пришла в себя, ей стало стыдно.
— Я только что видела тебя в гамаке и решила, что в доме кто-то чужой.
— Куда это годится, что тебе, старой женщине, что-то привиделось! Да, кстати, я услышал, как проезжает коляска, и вспомнил, что полковник хочет поговорить со мной. Что еще нужно от меня чертову старику? Я уверен, что все это козни проклятого Флорипеса. Он, наверное, наговорил на меня этому сумасшедшему. Но меня не запугаешь. Я болен, но еще в силах выпустить кишки подлым кабрам.
Он говорил, скрипя зубами, с таким видом, будто во всем была виновата жена.
— Успокойся, Зека. Тут проходил сеу Маноэл де Урсула и принес нам кое-что к обеду.
— Если это штуки Флорипеса, то, клянусь, я убью его! Мне не так много осталось жить, но и этому негодяю долго не протянуть!
Голос его осекся; керосиновая лампа освещала желтые глаза, грязную бороду и косматые волосы разъяренного мастера. Он сел на ящик. Жена подала ему чашку кофе. Он совсем обессилел. В кухню вошла Марта и присела возле двери. Все молчали. Мастер Амаро медленно поднялся. Некоторое время спустя гамак снова заскрипел под тяжестью тела. Пришел Жозе Пассариньо и попросил поесть. Вокруг коптившей лампы вились комары.
— Фитиль пересох, дона Синья. Я голоден сегодня, как сертанежо.
— Сейчас, сейчас, сеу Жозе.
Марта вскочила и со злобой закричала:
— Несчастные, вы думаете, что убиваете меня, думаете, что мочитесь на меня?
Мастер пришел посмотреть, что случилось. Марта задыхалась.
— Что с тобой, девочка?
— Девочка, девочка! Я девочка… Где она, эта девочка?
И она бросилась вон из дома. Старая Синья схватила ее, но Марта стала вырываться, хохотать и кричать все громче и громче.
— Сеу Жозе, помогите мне.
Пассариньо подбежал к девушке. Мастер Жозе Амаро с ремнем в руке бросился к дочери и начал ее безжалостно хлестать. Старая Синья закричала:
— Остановись, побойся бога, остановись, во имя Христа!
А он хлестал ее все сильнее, вытаращив глаза.
— Я хочу, жена, выбить из нее болезнь.
Марта, свернувшись калачиком на полу, рыдала, как ребенок. Мастер Амаро, обессилев, упал. Пассариньо подхватил его и поволок к гамаку. Рыдания Марты раздавались то громче, то тише, они походили на скрип повозки, которую тянут быки.
— Несчастный ты человек! — закричала старуха. И снова вечернюю тишину нарушили колокольчики проезжавшего кабриолета. В доме мастера Амаро было тихо. Сидя в гамаке, шорник хотел только одного — умереть. Сердце бешено колотилось, совсем как в ту ночь, когда случился обморок, рот был открыт, в ушах стоял звон. Но постепенно он стал приходить в себя, и взгляд его прояснился. Он улегся, натянул на голову простыню и неожиданно разрыдался. Из его желтых глаз полились горькие слезы; он страдал, ему было больно за своих близких. Он отчетливо слышал, как жена сказала на кухне:
— Злобный он, отец.
Ему захотелось встать, пойти поговорить с Синьей. Он был уверен, что все болезни можно из дочери выбить, хорошенько выдрав ее ремнем. Именно так Маноэл Фейтоза из Католэ лечил свою дочь, у которой были точно такие же припадки безумия.
— Злобный отец.
Понемногу силы возвращались к нему. В открытое окно заглядывала огромная красная луна, похожая на гигантский глаз, — казалось, она наблюдает за ним. Порывы холодного ночного ветра раскачивали ветви питомбейры. С большим трудом Жозе Амаро поднялся и побрел к выходу. Жозе Пассариньо уже ушел. В комнате мастер увидел дочь, которую Синья держала в объятиях. Он ждал, что жена сразу же набросится на него.
— Зека, у тебя нет сердца.
Жозе Амаро хотел ответить, но не смог. Слезы побежали из его глаз. Он отвернулся, чтобы старуха их не заметила. Во всем виновата болезнь; она изнуряет и убивает мужество. Тень его, похожая на силуэт какого-то чудовища с огромными лапами, шевелилась на стене в колеблющемся свете лампы. Ощущая боль во всем теле, мастер Жозе Амаро подошел к жене. У него появилось желание сказать ей что-нибудь ласковое, — прежде он никогда не испытывал такой потребности. Но не было сил, слабость одолевала его. Луна осветила ветви женипапейро; где-то далеко лаяли собаки. Марта вновь начала истошно хохотать.
— Девочка, — кричала она, — девочка!.. Помочись на меня!
Отец и мать переглянулись, сейчас они понимали друг друга. Их дочь погибла. Старая Синья казалась смертельно раненной, она была бледна и вся дрожала.
— Зека, Марта помешалась.
И вдруг, как бы пробудившись от глубокого сна, мастер приказал жене:
— Пойди принеси ремень.
— Зачем, боже мой? Ты убьешь свою дочь.
— Разве ты не видишь, что это для ее же блага, жена? — И сам отправился за ремнем. Марта закричала:
— Девочка, девочка!
Когда Жозе Амаро появился в дверях спальни, Синья встала перед ним на пороге.
— Ты не посмеешь ее бить. Я не дам тебе!
Мастер посмотрел на Синью так, будто готов был побить и ее, и, оттолкнув жену, подошел к Марте. И снова начал полосовать ее ремнем.
Старая Синья выскочила из дома и заголосила:
— Не убивай девочку, Зека, не убивай девочку!
Но тут же, взяв себя в руки, вбежала в дом и увидела оцепеневшего мужа и притихшую дочь. В доме было тихо. Ей хотелось взглянуть на Марту, но она не решилась. Зека стоял с широко открытыми глазами, устремленными в одну точку. Свет лампы колебался от порывов ветра. На женипапейро раскачивались летучие мыши. Мастер шагнул ей навстречу, сжимая ремень в руке. Это чудовище, этот дьявол теперь шел на нее. И снова старая Синья бросилась во двор и спряталась в кустах, залитых белым светом луны. Она видела,