Госпожа Кабураги во всем терпела поражение: когда смеялась, когда молчала, когда говорила, когда одаривала, когда украдкой смотрела на его профиль, когда прикидывалась веселой, когда выставляла напоказ свою печаль. Эта женщина, которая прежде никогда не плакала, проиграла бы и в слезах, вне сомнения… Юити небрежно скинул пальто; из кармана выпала расческа. Госпожа Кабураги опередила и Юити, и служащих — проворно наклонилась за ней. Она сама удивилась откуда-то взявшейся у нее скромности.

— Спасибо!

— Какой большой гребешок! Им хорошо, видно, расчесываться.

Прежде чем вернуть расческу хозяину, она наспех пару-тройку раз провела по своим волосам. Веки ее при этом чуть-чуть задергались, а наружные уголки глаз заблестели от выступившей влаги.

Расставшись с Кабураги после посещения одного ресторанчика, Юити пошел к Сюнсукэ, однако то заведение уже было закрыто. «Рудон» работал до последнего трамвая. Он отправился в этот бар, где и нашел ожидавшего его Сюнсукэ. Юити рассказал все, что случилось с ним. Сюнсукэ громко хохотал.

— Возьми эти туфли с собой домой и ничего не предпринимай, пока она сама не скажет о них. Кёко, вероятно, позвонит тебе завтра. Твое свидание с Кёко двадцатого октября, верно? В запасе еще одна неделя. Но до этого дня тебе лучше было бы встретиться с ней еще разок, чтобы вернуть туфли и рассказать, что случилось в этот вечер. Кёко умненькая девочка, и, несомненно, она уже раскусила Кабураги. А затем…

Сюнсукэ замолк. Он вынул из портфеля визитную карточку и написал коротенькую рекомендацию. Руки его слегка дрожали. Юити посмотрел на его руки, изнуренные возрастом, и вспомнил побледневшие и немного отекшие руки своей матери. Ее руки заразили его пороком и фальшью, подтолкнули к женитьбе против его воли — они подстрекали его, и ничего больше. Эти две руки были со смертью накоротке, заключили со смертью негласный союз. Юити засомневался: не одержим ли он сам той властью, что исходит из царства мертвых?

— На третьем этаже билдинга Н. в Кёбаси, — продолжал Сюнсукэ, протягивая ему визитную карточку, — есть контора, которая торгует импортными стильными женскими носовыми платками. Если явиться с этой карточкой, они продадут их всякому японцу. Купи полдюжины одинаковых платков. Ладно? Пару штук подаришь Кёко в знак извинения, а остальные четыре госпоже Кабураги на следующем свидании. Не часто случаются такие совпадения, как сегодня. Я позабочусь о том, чтобы вам сойтись втроем. Вот тогда-то платочки эти и сыграют свою роль. И далее. У меня в доме от моей покойной супруги осталась парочка агатовых серег. Я отдам их тебе на днях. А что с ними делать, объясню попозже. Подожди, потом увидишь, что будет! Каждая из двух женщин начнет думать, что ты в близких отношениях с ее соперницей. Давай-ка и твоей жене преподнесем платочек. Она тоже подумает, что ты повязан с этими двумя женщинами. Это то, что нам надо! И тогда свобода в твоей реальной жизни выйдет на широкую дорогу.

В этот час в баре у Руди бывал наплыв гостей. Мальчики за задними столиками без удержу смеялись над скабрезными историями, но стоило кому-то заговорить о женщинах, как слушатели хмурили брови и пялились по сторонам. Руди с нетерпением поджидал своего молодого любовника, который захаживал сюда через день к одиннадцати часам вечера, и, подавляя зевоту, непрестанно поглядывал на входную дверь. Из сочувствия к нему Сюнсукэ тоже позевывал. Его зевота, однако, явно отличалась от зевоты Руди — она была болезненно-хронической, почти тошнотворной. Когда он закрывал рот, то клацал своими фарфоровыми зубами. Этот звук страшно пугал его своим темным физиологическим эхом, отраженным нутром. Ему казалось, будто он слышал злосчастные звуки распада своих внутренних органов. Плоть по природе своей физиологична. И когда он клацал зубами, этот звук был не чем иным, как откровенным выражением его телесности.

«Это мое тело, но я уже кто-то другой, — думал Сюнсукэ, — не говоря уже о моей душе…»

Он исподтишка посмотрел на красивый профиль Юити.

«Если бы душа моя имела облик, то она была бы такой же красивой, как его лицо».

Юити так часто возвращался домой за полночь, что Ясуко была изнурена подозрениями насчет своего мужа. В конце концов она просто-напросто решила поверить ему, но решение ее сопровождалось неприкрытой болью.

Характер Юити казался Ясуко неизъяснимым, загадочным. Эта загадка, хоть и связанная со светлой стороной его натуры, не поддавалась легкому разрешению. Как-то утром, разглядывая комиксы в газете, он разразился громким смехом. Пришла Ясуко, чтобы тоже взглянуть, но она не могла уразуметь, что смешного он нашел в тех вовсе не смешных комиксах. Он стал было объяснять ей и проговорился: «Позавчера…» Юити тотчас закрыл рот. По рассеянности он чуть не вынес за семейный стол один из разговоров из бара «Рудон».

Иногда молодой муж бывал чем-то сильно опечаленным, страдающим. Ясуко пыталась выяснить причины его настроения, но Юити немедленно все объяснял тем, что у него разболелся живот от сластей. Глаза ее мужа были наполнены каким-то неизбывным томлением. В своих заблуждениях Ясуко зашла настолько далеко, что уверовала в его поэтическую натуру. В отношении слухов и сплетен, распространяемых в обществе, он был болезненно щепетильным. Несмотря на то что родители его жены имели хорошую репутацию, у него было какое-то странное предубеждение перед обществом. В глазах женщин размышляющий мужчина выглядит загадочным. И перед лицом смерти женщина никогда не скажет что-нибудь вроде: «Я обожаю островных полозов».

Однажды случилось следующее.

В тот день Юити был на занятиях; мать дремала. Киё ушла за покупками. Ясуко сидела за вязанием на краю веранды. Она вязала для Юити зимний свитер.

В прихожей раздался звонок. Ясуко поднялась, прошла в коридор, открыла запертую на ключ дверь. Это был студент с бостонской сумкой в руках. Она не знала его. Он приветливо улыбнулся и поклонился. Затем закрыл за собой дверь и сказал:

— Я учился с вашим мужем в одной школе, а теперь подрабатываю. Не хотите ли приобрести заграничного мыла?

— Мыла? У нас сейчас есть мыло.

— Не отказывайтесь, пока не посмотрите. Когда увидите, у вас сразу появится желание приобрести такое.

Студент повернулся спиной и без приглашения присел на ступеньку лестницы, ведущей в дом. Черный шерстяной пиджак на спине и брюки его поблескивали от изношенности. Он открыл свою сумку и вынул образцы мыла в яркой обертке.

Ясуко снова стала отнекиваться, сказала, что без мужа ничего не купит. Студент рассмеялся, будто в этом было что-то смешное. Он протянул экземпляр мыла, чтобы Ясуко понюхала его. Ясуко взяла, и студент тут же схватил ее за руку. Прежде чем закричать, она уставилась в его глаза. Студент вскочил на ноги. Он рассмеялся, не отступив ни шагу. Едва она закричала, как он закрыл ей рот рукой. Ясуко начала сражаться изо всех сил.

К счастью, домой вернулся Юити. Отменили лекции. Уже у дверей он почуял что-то неладное. Его привыкшие к дневному свету глаза не могли различить сразу переплетение извивающихся полутемных фигур. Вдруг мрак прочертил лучик света. Широко открытые глаза Ясуко, которая боролась каждым своим мускулом, чтобы освободиться, и вспышка радости, что вернулся муж. Воодушевленная, она вскочила на ноги. Студент тоже подскочил.