Пётр безостановочно хохотал минут десять, наконец, смахнув со щёк и ресниц мелкие слезинки, выдохнул:

— Будь по-твоему, охранитель! Мне-то всё равно, кто из вас женится на этой девице-красавице… Только — о традиции помни! Первая-то ночь всё равно моя…[4]Это Лефорт, человек весёлый — сверх всякой меры, рассказал царю года два назад о старинном европейском обычае, когда суверен во время свадьбы своего вассала мог, по своему желанию, первым посещать невесту — в спальне для новобрачных. Петру обычай очень даже понравился, и с тех пор он регулярно пользовался этим «правом».

Недовольных и возражающих (желающих голову сложить на плахе) пока не наблюдалось…

Егор благолепно чмокнул рукав царского камзола: — Спасибо, мин херц! Отслужу!

А про себя подумал: «Хрен тебе — а не Санька, урод длинноногий, похотливый…»

Сватовство прошло достаточно обыденно: с плоскими шутками и пошлыми прибаутками, ехидными перемигиваньями и откровенно сальными усмешками.

Царю Санька очень и очень понравилась, плотоядно ухмыляясь и похотливо облизываясь, он предложил Егору:

— Ну что, Алексашка, времени до похода — ещё завались, давай, готовься к свадьбе! Сыграем через недельку-другую, повеселимся вволю, потом можно и с турками повоевать! Как думаешь, охранитель мой верный?

— Не, Пётр Алексеевич, не хотелось бы торопиться бестолково, — засомневался Егор. — Дом ведь надо купить хороший на Москве — для молодой супруги… Куда я сейчас её приведу? В казарму солдатскую? В мою каморку в Преображенском дворце? Не, позор получится один, а не гнёздышко уютное, семейное… Ты ведь сам, мин херц, твердил, мол: «Домом своим обрасти. Хозяйством полноценным…» Говорил ведь?

— Ну, говорил, говорил!

— Так чтобы дом выбрать хороший — время требуется! Ремонт опять же, мебель, обстановка, слуг надо подыскать — не абы каких, проверить их… А нету у нас сейчас времени лишнего, к войне готовимся спешно! Вот к осени победим всех татар да турок, вернёмся. Я все дела сделаю — тщательно, никуда не торопясь, к святкам, если Бог даст, и сыграем свадьбу… Я вот так думаю. Куда спешить да суетиться? Я же не мальчишка какой сопливый… Опять же, допустим, я в походе предстоящем совершу целую кучу подвигов? Может такое быть? Вот! Ты мне, государь, новое воинское звание дашь, или даже запишешь в дворянство… Оно тогда и совсем будет солидно, дом уже можно будет каменный заложить, и такую сыграть свадьбу — чтобы обзавидовались все… Иван Артемич, тестюшка дорогой, подтверди, что я прав!

— А что ж! — слегка запьяневший Бровкин согласно затряс своей неказистой седенькой бородёнкой. — Каменный дом — это сила! Действительно, чего понапрасну торопиться? Солидность — это дело первостатейное…

Яков Брюс, всегда и во всём, как и положено настоящему другу, поддерживающий Егора, не задавая лишних вопросов, тоже внёс свою лепту в этот разговор — о свадебной отсрочке:

— Выпишем из Европы мебель хорошую, обои бумажные, всего другого, чтобы дом охранителя царского соответствовал его важной должности! Чтобы не стыдно было принимать в нём персон важных!

— Делайте, что хотите! — небрежно отмахнулся Пётр, по-хозяйски оглядывая ладную Санькину фигуру, мол: «Никуда ты от меня не денешься, краля гладкая…»

К вечеру вся честная компания успешно перепилась и попадала спать — кто куда.

— Алексашка, мерзавец, со мной ляжешь на печи! — непреклонным пьяным голосом велел Пётр. — А то знаю я тебя, испортишь девицу, а это — моё право законное! Гы-гы-гы! — заржал глумливо и гадостно….

— Мин херц! — взмолился Егор, увидев, как из-за приоткрытой двери в сени на него умоляюще смотрит грустный ярко-синий глаз. — Дозволь с невестой переброситься — хоть двумя словечками! Ну, буквально минуту-другую… Не успею я ничего за это время!

— Ладно уж, перебросься, женишок ты наш… Но, смотри у меня, прохиндей! Четвертую безжалостно — ежели что…

Егор выскочил в сени, на несколько секунд жадно приник к Санькиным губам, отстранился, зашептал приглушённо:

— Ни о чём сейчас не спрашивай меня! Давай завтра сходим на рыбалку подлёдную? Давай! Вот там и поговорим нормально… Кого бы ещё взять с собой, чтобы подозрений всяких не было? А, Саня?

— Так я батю своего приглашу! — предложила девушка. — Он у меня с понятием, непременно согласится! Да и Алёша с Гаврюшей пойдут с радостью. Только вставать надо рано, на самой зорьке, тогда и щук больших можно наловить… Мы все в баньке спать ляжем, в избе-то места нет, господа знатные разлеглись везде. Вот и подходи к бане, это там, справа от ворот… Не проспишь?

Он вернулся в избу, забрался на тёплую печь, завозился, устраиваясь рядом с Петром.

— Ну, о чём сговорился с невестой? — сонно поинтересовался царь.

— Да с утра они всем семейством собрались на рыбалку, — объяснил Егор. — Саня, её братья, сам Иван Артемич… Вот и меня позвали с собой. Так я схожу, мин херц, а? Мы к обеду уже и вернёмся…

— Ну, если и сам глава семейства там будет, так и сходи! Тем более что в такой собачий холод — на улице и грешить несподручно… Гы-гы-гы!

В голове тихонько зазвенел «внутренний будильник», он сразу же проснулся, сел, тихонько соскочил с печи, стараясь не шуметь, оделся, обулся. Взял в руки пышный ядовито-рыжий парик (подарок Лефорта), повертел, после непродолжительного раздумья повесил обратно на гвоздь, вбитый в бревенчатую стену. Действительно, зачем на рыбалке нужен парик?

За маленьким окошком чуть заметно серело, стены избы мелко дрожали от дружного храпа Петра и его верной свиты. Егор, сладко позёвывая, вышел на крыльцо, непроизвольно передёрнул плечами: по сравнению со вчерашним днём значимо похолодало, небо было безоблачным, на востоке медленно тлела нежно-алая полоска рассвета…

Он подошёл к бане, тихонько поскрёб в слюдяное окошко, внутри негромко простучали по доскам пола чьи-то босые пятки, через полминуты чуть приоткрылась низенькая дверь и Санькин чуть хрипловатый со сна голос пообещал:

— Саша, мы мигом соберёмся! Подождёшь ведь, да?

— Подожду, куда я денусь! — Егор присел на широкую завалинку, достал из кармана венгерского камзола, подбитого изнутри волчьим мехом, чёрную голландскую трубку, немецкое кремневое кресало, закурил, с удовольствием выпуская в русское небо ароматный дым.

Первым из банного помещения выбрался, нещадно чеша пятернёй свою свалявшуюся бороду, Бровкин-старший.

— Вот же неймётся им, оглашенным! Поспать не дают! — забубнил сонно. — Вот, Александр Данилыч, валенки тебе, тулупчик овчинный, шапка… Переодевайся, чтобы не замёрзнуть. И не спорь со мной, тут я гораздо больше твоего понимаю. Если на рыбалке промёрзнешь, то и горячка может начаться… Переодевайся, зятёк будущий!