— Не дури, приятель! — отвечали ему оттуда. — Мы до первого русского порта…

Брэнгвин, стоя у руля, сказал штурману:

— Я жду, сэр.

Растерянный и подавленный, штурман отозвался:

— Нет, что ни говори, а улицу в Нью-Йорке переходить все-таки не так уж опасно… А чего вы ждете от меня, Брэнгвин?

— Мне нужен точный курс, сэр.

— Ах, да… верно. А какой у вас сейчас?

— Никакого! Вот сейчас на румбе сто восемнадцать… Устраивает?

— Ну, так и держите. Потом мы что-либо придумаем. Лишь бы двигаться. Как вы думаете, Брэнгвин, проскочим или нет?

— Если не будем дураками, сэр, — отвечал ему Брэнгвин. — Я недаром не люблю эти плавающие казармы. После линкоров всегда много пустых консервных банок, но толку от них не дождешься! Будем держаться курса к Новой Земле, хотя, между нами говоря, сэр, я не думаю, чтобы на скалах там было написано «Добро пожаловать!». Мне кажется, я перестану вибрировать, когда в Архангельске поднесу к губам первый стаканчик… «Ты жив, бродяга Брэнгвин!» — скажу я тогда себе и закушу чем-нибудь солененьким.

Он даже стал насвистывать, словно бросая вызов судьбе.

— Эй, — раздался снизу голос капитана, — какая сволочь насвистывает нам беду на мостике? Увижу — дам в морду…

— Не обращайте внимания, — посочувствовал штурман. — Вы же знаете, какой у нас кэп невоспитанный человек… Между нами говоря, он не умеет вести корабль в море. А жаргон его — это жаргон речника. Я подозреваю, что он взят конторой из принципа — хоть кота, если нет собаки… Не повернуть ли нам к норду?

— Зачем? — ответил Брэнгвин. — У нас курс в Россию, не будем вилять кормушкой слева направо… Проскочим!

Ночь они шли хорошо. Утром повстречали в океане советский транспорт «Донбасс». С палубы корабля им долго махали, что-то крича, американцы, спасенные русскими. Они, эти американцы, так и остались на борту советского транспорта. Забегая несколько вперед, сразу скажу: они останутся в живых.

Впрочем, из-за чего вся эта паника? Ведь крейсера и эсминцы ушли, оставив в охранении 12 судов конвойного типа. Кодекс военно-морской чести обязывал их сражаться с противником до тех пор, пока не опустеет последняя кассета с последней обоймой, пока палуба не уйдет из-под ног в море. Однако этот параграф кодекса был нарушен самим флагманом эскорта. Сначала он велел судам ПЛО и ПВО плыть самостоятельно, но, осознав, что сам остается в рискованном одиночестве, флагман тут же приказал им сомкнуться и конвоировать в Архангельск не транспорта, а лично его — флагмана! Обладая преимуществом в скорости, суда боевого прикрытия скрывались за горизонтом, получая «под хвост» залпы оскорблений от радистов покинутых ими кораблей:

— Эй вы, грязные писсуары с Пиккадили, снимите ордена, если они у вас имеются! Желаем вам свернуть свои дряблые шеи раньше, чем немцы сделают это с нами…

К чести моряков Англии, в конвое нашлись экипажи, до конца разделившие общую участь каравана. Но таких кораблей было немного. Незакатное полярное солнце освещало картину общего развала конвоя, еще вчера идущего в нерушимом ордере.

Утром немцы поняли, что теперь им бояться нечего. Первым был взорван английский транспорт «Эмпайр Байрон» с грузом танков. Он тонул, словно утюг, а из нижних отсеков наружу прорывало сдавленные вопли и рыдания — это уходили на грунт заживо погребенные, которым внутри корабля было никак не раздраить люков. Люди с «Байрона» прыгали за борт — иные, вскрикнув, тут же умирали от разрыва сердца, не выдержав резкого охлаждения, но мертвецы в надувных жилетах плавали вместе с живыми. Среди них выскочила из воды рубка субмарины, покрашенная столь искусно, что издали ее можно было принять за подтаявший айсберг. Высокий блондин, сопровождаемый матросом в блестящих крагах и с автоматом в руках, спустился на палубу подводной лодки и стал кричать на английских моряков: «Почему вы участвуете в этой войне? Зачем рискуете своей жизнью, доставляя танки проклятым большевикам? Кто у вас здесь капитан?..»

Капитана никто не выдал. Немцы удовольствовались тем, что забрали из воды инструктора по вождению танков типа «Черчилль», и снова погрузились.

После англичан был торпедирован американский транспорт «Карлтон».

Обожженные при взрыве янки облепили понтоны, тут же производя перекличку команды, чтобы выяснить имена погибших. Понтоны сбились в кучу, а вокруг них долго кружила на циркуляции неисправная торпеда с подлодки. Круги, сначала широкие, становились все уже и уже. Один здоровенный негр схватил весло и заорал на торпеду в исступлении:

— Сейчас же прекрати свои дурацкие фокусы! Если ты станешь приставать и дальше, я тресну тебя веслом по рылу…

Кажется, бедняга принял торпеду за акулу. Или просто не знал, что на кончике «рыла» расположена самая опасная штука-детонатор! Выпустив облако зловонных газов, торпеда затонула, но зато рядом, в бурлении моря, производя шум лопающимися пузырями воздуха, всплыла подводная лодка.

Американцы, уже наслышавшись о нравах немецких подводников, горохом посыпались с понтонов обратно — в обжигающую стужу, боясь, что их расстреляют из пулеметов. Но субмарина, лениво расталкивая обломки и чемоданы команды «Карлтона», медленно растворилась в дымке полярного утра.

— Не стоит задерживаться, — говорили немецкие подводники, — у нас еще очень много работы сегодня…

Качаясь на понтонах, американские моряки могли думать о своей судьбе что угодно, но они никак не предполагали, что впереди их ждет концлагерь и что многие из них еще будут завидовать тем, которые не отозвались на перекличке…

Разгром покинутого PQ-17 уже начался!

Невольно напрашивается вопрос: «Что это? Стратегическая ошибка?»

Но решение всех спорных вопросов мы относим к концу нашей книги. Сейчас же вперед, только вперед — за кораблями…

Нельзя терять времени. Надо спешить.

«Тирпиц» выдвигается на передний край войны.

Вся нелепость и подлинный трагизм возникшей в океане ситуации заключались в том, что «Тирпиц» и его эскадра еще тихонько подымливали на якорной стоянке в Альтен-фьорде… «Цитадель» получила известие об этом примерно часа через два после того, как из подземелья выбрался Дадли Паунд, решивший, что «Тирпиц» на полных оборотах пяти винтов устремляется для разгрома коммуникаций.

Приказ о спешном отводе крейсеров застал линейные силы Дж. Товея на расстоянии 230 миль от каравана, западнее острова Медвежий.

Адмирал. Дж. Товей все же предложил Паунду увести за собой обратно в Исландию и корабли каравана, но Паунд не согласился. Решения первого лорда остались в силе даже тогда, когда оперативная разведка англичан выяснила, что эскадра противника в море еще не вышла… Утащив за собой шлейфы бурого дыма, линкоры потонули за горизонтом. Касаясь бортами роды, на высоких скоростях — курсом вест — отходили крейсера и эсминцы.