class="p1">В тыловых районах армий наряду с частями вермахта в акциях по «ликвидации» комиссаров принимали участие также отряды СД. Независимо от порученной ей «работы» по «вылавливанию», а следовательно, и ликвидации комиссаров в дулагах и шталагах СД тесно взаимодействовала с вермахтом еще и в массовых облавах на комиссаров и других «подозрительных лиц» в городах, поселках и на дорогах, а также в ходе акций по изъятию оружия и т. д. Во многих случаях после захвата комиссаров в тыловых районах вермахт передавал их в руки СД для совершения казни. Отметка в отчете вермахта — «передан СД» — неизменно означала, что пленный комиссар или другой «нежелательный» пленный будет ликвидирован. Однако убийство военнопленных производилось не вермахтом непосредственно, а СД. Захваченных собственными силами комиссаров и «нежелательных» СД расстреливала самостоятельно, лишь информируя соответствующие военные власти оперативного района, в котором действовала данная группа СД (командование тыла, комендатуру населенного пункта или района, отдел I-с, офицера контрразведки, штаб охранной дивизии и т. д.).

Вот несколько таких донесений-отчетов:

Донесение коменданта одного из подрайонов в Мелитополе (Украина) начальнику тылового района 11-й армии от 19 октября 1941 года: «За отчетный период с 14 по 19 октября 1941 года комендатура выследила одного политического комиссара, который был казнен СД» [251].

Комендант Симферополя (Крым) доложил начальнику тылового района 11-й армии 10 января 1942 года: «СД расстреляла 3 комиссаров, схваченных в ходе акции по изъятию оружия» [252].

СД в Бахчисарае (тыловой район 11-й армии) 20 февраля 1942 года передала в руки местной полиции 1 комиссара. В период с 1 по 15 июля 1942 года СД расстреляла в Бахчисарае 1 комиссара и 2 политруков [253].

В июле 1942 года СД расстреляла в Керчи 2 комиссаров и 1 политрука [254].

Захваченных в плен комиссаров СД (как и ГФП) считала дополнительным источником информации. Поэтому перед расстрелом такого пленного непременно допрашивали, порой весьма обстоятельно. Со временем и вермахт пошел по следам СД: он уже не расстреливал на месте захваченных комиссаров, а передавал их в «испытанные» руки СД или ГФП, которые зверскими пытками старались вырвать из них показания и лишь потом беспощадно убивали.

Высший начальник СС и полиции при командовании тыла группы армий «Юг» Еккельн (который во главе бригады СС «Герман Геринг» и полицейского полка «Юг» проводил «очистительную» акцию против разбросанных к югу от шоссе Ровно — Новоград-Волынский частей Советской Армии, в особенности против частей 124-й стрелковой дивизии) в своем приказе от 25 июля 1941 года дал совершенно ясные указания: «Взятых в плен комиссаров после короткого допроса следует — при посредничестве офицера СД из моего штаба— доставить ко мне для исчерпывающего допроса» [255]. Таким способом в руки Еккельна попало, в частности, 73 русских солдата, 165 партийных работников и 1685 гражданских лиц-евреев [256]. Все они, как это установлено на процессе гитлеровского фельдмаршала Лееба и других, были расстреляны [257].

Подобные директивы давал также командующий 11-й армией (Манштейн). В приказе от 26 ноября 1941 года по вопросу о борьбе с партизанским движением в Крыму он, в частности, указывал, что захваченных в плен комиссаров и советских руководителей необходимо расстреливать не сразу, а лишь после полного разгрома партизанских организаций. Об этом решении были поставлены в известность также СД и ГФП [258].

Согласно этой директиве, «штаб по борьбе с партизанским движением», созданный при 11-й армии, сообщал 10 февраля 1942 года о расстреле группы партизан численностью 23 человека в Ай-Тодоре (Крым), отмечая одновременно, что командир и комиссары этой группы были переданы СД в Бахчисарае для «дальнейшего допроса» [259].

О передаче комиссаров в руки СД мы узнаем также из донесения командования 207-й охранной дивизии (группа армий «Север») от 25 августа 1942 года. В населенном пункте Сланцы (Ленинградская область) после длительного расследования было установлено, что выдававший себя за рядового военнопленного Лакшинский на самом деле являлся бывшим старшим политруком Перепелятниковым. Его передали СД в Нарве [260].

Как видим, язык донесений лаконичен. В них весьма редко описываются обстоятельства убийства, а еще реже сообщаются имена замученных комиссаров и их воинская часть. Для определения убийства комиссара употребляются самые различные термины. Чаще всего указывается «erschossen» («расстрелян») или гангстерское словечко «erledigt» («прикончен»), Это последнее определение являлось излюбленным выражением, например, в 4-й танковой группе генерала Гёпнера. А то, что слово «erledigt» означает то же самое, что и «ликвидирован», категорически и недвусмысленно подтверждает свидетель защиты на Нюрнбергском процессе по делу гитлеровского фельдмаршала Лееба и других капитан Георг Мюллер, подвизавшийся в отделе контрразведки 4-й танковой группы [261]. Наряду с вышеприведенными терминами значительно реже употреблялось слово «liquidiert» («ликвидирован») или «sonderbehandelt» (непереводимо, дословно: «подвергшийся особому обращению»). Оба эти выражения очень часто использовались германской службой безопасности. Еще реже употреблялось слово «getötet» («убит»), причем из контекста всякий раз явствовало, что и речи не было о ситуации, в которой комиссар был бы убит в бою, просто он бывал захвачен в плен и убит (замучен) пытавшими его гитлеровцами.

Но попадаются и другие определения. Например, в журнале боевых действий 293-й пехотной дивизии (2-я армия генерала Вейхса) читаем: «До 25 июля 1941 года убрано с дороги 3 комиссара» («aus dem Weg geräumt») [262].

И все-таки во многих случаях эти формулировки не являются ни сжатыми, ни ясными. В них чувствуется определенное замешательство, бесспорно вызванное сознанием совершенного преступления, которое хотелось бы замаскировать и окутать туманом, используя при этом слова, редко применяемые при обозначении убийства, например «beseitigt» («устранен»), либо формулировки, по которым только косвенно можно догадаться о судьбе жертвы, но которые одновременно можно понимать по-разному. Например, в донесении коменданта одного из подрайонов в Херсоне начальнику тыла 11-й армии сообщается: «СД удалила ненадежные элементы, а среди них переданного мною комиссара-еврея» [263]. В отчете о деятельности 3-й танковой группы за июнь — июль 1941 года читаем:

«В первые недели войны захвачено в плен лишь небольшое число политических комиссаров и офицеров. До начала августа корпуса донесли, что на территории всей группы захвачено в плен, изолировано и отправлено [«gesondert abgeschoben»] около 170 комиссаров… о которых частями доложено корпусам». Можно сколько угодно ломать голову над расшифровкой этой головоломки, если рассматривать данный отчет в отрыве от действительности. Однако следующая фраза — лаконичная и потрясающая — разъясняет, в чем дело: «Осуществление [«отправки». — Ш. Д.] не представляло никакой проблемы для армии» [264].