Нидия неожиданно извинилась за то, что думала, будто именно президент отдал приказ об операции, приведшей к смерти Дианы. Теперь она знает, что его даже не поставили в известность. Более того, его и сейчас продолжают обманывать: роковая операция была организована совсем не ради поимки Пабло Эскобара, а для того, чтобы отбить заложников, местонахождение которых под пытками выдал один из схваченных накануне боевиков. Как стало известно Нидии, этот человек позже оказался в числе убитых в перестрелке.

Уверенным, подробным рассказом Нидия старалась заинтересовать президента, но никаких признаков понимания с его стороны не заметила. «Он слушал, как глыба льда», – скажет она позднее, вспоминая этот день. Неожиданно для себя в какой-то момент Нидия без всякого повода разрыдалась. Все, что накопилось в сердце, вдруг вырвалось наружу. Она обвинила президента в равнодушии и безразличии к выполнению конституционных обязанностей по спасению жизни заложников.

– Представьте, что ваша дочь оказалась в такой ситуации. Что бы вы сделали? – спросила Нидия.

Глядя прямо в глаза президенту, она так волновалась, что не оставила ему времени для ответа. Позднее Гавирия вспоминал об этом разговоре: «Она задавала вопросы, но не давала мне времени ответить». После первого вопроса тут же последовал новый: «Не кажется ли вам, господин президент, что при решении этой проблемы вы допустили ошибку?»

Впервые на лице президента появилась тень сомнения. «Мне никогда не было так горько», – вспомнит он через несколько лет. В тот момент он только моргнул и ответил обычным тоном:

– Возможно.

Поднявшись со стула, Нидия молча протянула президенту руку и вышла из кабинета прежде, чем он успел открыть перед ней дверь. Тут же вошел Мигель Сильва и сразу заметил, какое сильное впечатление произвела на президента история с убитым боевиком. Не откладывая, Гавирия отправил личное письмо генеральному прокурору с просьбой расследовать этот случай и дать ему правовую оценку.

Большинство сходилось во мнении, что полицейская акция проводилась ради поимки Эскобара или другого важного главаря, но даже это не оправдывает непоправимых глупостей и просчетов, допущенных при ее организации. В первом сообщении полиции говорилось, что Диана погибла во время поисковой операции с участием вертолетов и наземных сил. Неожиданно для себя полицейские столкнулись с бандой, которая удерживала Диану Турбай и телеоператора Ричарда Бесерру. Отступая, один из охранников выстрелил Диане в спину и перебил ей позвоночник. Оператор остался невредим. Полицейским вертолетом Диану доставили в окружной госпиталь Медельина, где в шестнадцать часов тридцать пять минут она скончалась.

Версия случившегося, предложенная Пабло Эскобаром, выглядела совершенно иначе и в основном совпадала с рассказом Нидии. Согласно этой версии полиция проводила операцию, зная, где находятся пленники. Такую информацию пытками выбили из двух боевиков, чьи подлинные имена и номера удостоверений личности были названы Эскобаром. Сообщалось, что обоих накануне полиция схватила и пытала, а один из них с вертолета показал полицейским чинам нужное место. По утверждению Эскобара, Диану застрелили полицейские, когда охранники освободили ее, чтобы она успела укрыться от перестрелки. Кроме Дианы, во время стычки были убиты еще три невинных крестьянина, которых полиция предъявила прессе как убитых в бою охранников. Все эти факты оказались весьма на руку Эскобару, поскольку подтверждали его заявления о нарушении полицией прав человека.

Ричард Бесерра, единственный свидетель случившегося, вечером в день трагедии сразу попал в плотное кольцо журналистов, заполнивших один из залов Главного полицейского управления в Боготе. На нем была все та же черная кожаная куртка, в которой его похитили, и соломенная шляпа, которую нахлобучили ему охранники, пытаясь выдать за крестьянина. Моральное состояние Ричарда мало способствовало тому, чтобы давать объяснения. Но самым прозорливым из его коллег показалось, что путаница в фактах мешает Ричарду высказать свое мнение о трагедии. Его версия, что пуля, настигшая Диану, была наугад пущена одним из боевиков, ничем не подтверждалась. Если отбросить все необоснованные предположения, то, по общему мнению, Диана погибла случайно, попав под перекрестный огонь. Окончательным расследованием занимался генеральный прокурор, которому предстояло ответить на запрос президента после сделанных Нидией Кинтеро разоблачений.

На этом, однако, драма не закончилась. Заметив беспокойство общественности о судьбе Марины Монтойя, 30 января Подлежащие Экстрадиции сделали новое заявление, в котором признали, что приказ о ее ликвидации отдан еще 23 января. Однако «в силу строгой конспирации и плохой связи в настоящее время нам неизвестно, расстреляна она или освобождена. Если приговор приведен в исполнение, нам непонятно, почему до сих пор полиция не обнаружила труп. Если ее освободили, то об этом должны знать родственники». Только тогда, через семь дней после приказа о расстреле, начались поиски тела Марины.

Судебный врач Педро Моралес, ассистировавший при вскрытии трупа неизвестной женщины, прочитав новое заявление в газете, сразу подумал, что женщина в тонком белье с безупречными ногтями могла быть Мариной Монтойя. Он оказался прав. Но как только это установили, кто-то, назвавшись по телефону сотрудником Министерства юстиции, попытался оказать давление на Институт судебной медицины и скрыть, что труп захоронили в общей могиле.

Луис Гильермо Перес Монтойя, сын Марины, как раз собирался обедать, когда по радио сообщили о первых предположениях медиков. В Институте судебной медицины ему показали фотографии женщины с изуродованным огнестрельными ранами лицом, и он с большим трудом опознал свою мать. Как только новость ушла в эфир, на Южном кладбище собралось столько любопытных, что полиции пришлось выставить специальное оцепление и прокладывать Луису Гильермо сквозь толпу дорогу к могиле.

Согласно правилам судебной медицины, перед захоронением на теле неизвестного ставится специальная маркировка в виде штампа с порядковым номером на торсе, руках и ногах, чтобы труп можно было опознать даже после расчленения. Затем тело заворачивают в черный пластик, похожий на тот, из которого делают мешки для мусора, предварительно связав прочной веревкой лодыжки и запястья. По словам Луиса Гильермо, тело его матери было раздето, покрыто грязью и кое-как брошено в общую могилу без всякой маркировки, предусмотренной законом. Рядом лежал труп ребенка, завернутый в розовую спортивную куртку.

Уже в морге, после того как тело обмыли струей воды из шланга, сын осмотрел полость рта и на какое-то время засомневался. Он хорошо помнил, что у матери отсутствовал левый резец, а у трупа все зубы были на месте. Однако приложив ее ладони к своим, он обнаружил полное совпадение, и сомнения исчезли. Еще одно странное обстоятельство уже вряд ли можно будет когда-нибудь прояснить: Луис Гильермо уверял, что тело матери полиция опознала еще при осмотре на месте преступления, а зарыли его в общей могиле без лишних формальностей только для того, чтобы не будоражить общественность и не раздражать правительство.

Еще до опознания тела Марины гибель Дианы накалила обстановку в стране. Отказываясь вносить поправки во второй указ, Гавирия противился чаяниям Вильямисара и мольбам Нидии. Его позиция сводилась к тому, что указы не могут зависеть от похищения отдельного человека: они должны отражать интересы всего общества – ведь сами похищения были организованы Эскобаром не столько чтобы выторговать выгодные условия явки с повинной, сколько ради отмены экстрадиции и объявления амнистии. После долгих размышлений президент все же решил изменить текст указа. Конечно, теперь сделать это стало труднее, ведь он не внял просьбам Нидии и других родственников, – но в конце концов президент решился.