— Томас, у тебя есть одна опора — любовь Эдуарда. Пока наследник на твоей стороне, тебя не посмеют тронуть. Только не перестарайся, он легко почувствует фальшь. И, умоляю, не дай повода королю ни в чем тебя заподозрить. Глупо было бы, выдержав столько, потерять голову в последние месяцы. Нужно выжить при Генрихе, потом разговор пойдет иной. А Елизавета никуда не денется, мало найдется желающих взять в жены эту королевскую дочь. А старшую — еще меньше. Твоя задача пока выбить из наследника глупую мысль когда-то жениться на Джейн Грей.

— Ты и об этом знаешь?! — ахнул Томас.

Старший брат рассмеялся:

— Я не сижу без дела даже тогда, когда ничего не делаю.

Анна Эскью сидела в своей комнате, но не за рукоделием, как обычно делали фрейлины, а за книгой. Сама королева в это время находилась у Его Величества. Пора делать перевязку, а никто лучше Ее Величества этого не сумеет.

Анна опустила руки на колени и задумчиво уставилась в окно. Королева добра, очень добра, к тому же она благоволит новой вере. Сам король, порвав с Римской церковью, далеко от нее не ушел, это одно название, а не реформа, хотя король Генрих высокопарно именует себя реформатором. Он разогнал монахов из монастырей, забрал монастырское имущество, отменил кое-какие обряды и попытался сам разъяснить символы веры и Библию подданным. Но, по сути, не изменилось ничего. Анна видела, сколь велика разница между словами и действиями короля и тем, что проповедовал Лютер.

Самым страшным и нелепым был запрет на чтение Библии в переводе на родной язык. Возможно, король и хотел бы перевести ее сам, но не мог заниматься этим, зато запретил читать Библию иначе как на латыни. Но простой народ не знал латыни, как же им понять?

Анна Эскью не считала, что делает что-то предосудительное, она свободно владела латынью, а потому могла прочитать Библию и пересказать ее людям по-английски. Однако женщина не ограничивалась этим, если бы она просто пересказывала, все, может, и обошлось бы. Но Анна комментировала, разъясняла Библию, причем делала это так, как Лютер! Открыто проповедовать ересь, какой считалось учение Лютера?! На костер ее!

Анне везло, что вокруг оказывались люди, неспособные донести, а потом и вовсе ее взяла под свою опеку королева. Сама женщина на костер попасть мечтала, она была уверена, что, погибнув за веру, попадет в рай. То, что вместе с ней пострадают и другие, тоже не смущало фанатично настроенную Анну. Разве страдания за веру не возвышают человека?

Она прекрасно понимала, что ни королева, ни принцесса Елизавета, которая тоже исповедует новую веру, ни сестра Ее Величества, ни фрейлины не готовы отдать жизнь за веру, ни даже принять муки за нее. Слабые женщины не выдержат строгих допросов, а уж на костре и вовсе запросят пощады. Анне хотелось стать для них примером — непременно взойти на костер, но так, чтобы все услышали ее слова, произнесенные в последнюю минуту. Люди должны очнуться, должны понять, что страдания исцеляют душу, что Лютер прав, а его учение никакая не ересь, а истина! И умирать не страшно, за веру не страшно!

Анна так задумалась о страданиях за веру, что не услышала, как распахнулась дверь и в комнату вошли трое.

— Анна Эскью, вы арестованы по обвинению в ереси.

Она спокойно отдала книгу, бывшую в руках. Конечно, книгу запрещенную. К чему скрывать, что она читает такие книги, если это всем известно?

Спокойно поднялась, поинтересовалась, можно ли взять с собой шаль. Очень хотелось услышать, что на костре ей не понадобится шаль. Но стражник кивнул:

— Можно.

Анна улыбнулась прижавшей ко рту от ужаса руки горничной, спокойно кивнула попавшейся по пути фрейлине королевы (та, ойкнув, отскочила в сторону, словно и ее могли прихватить с собой). Чего они боятся? Нет, Анна не боялась, она была готова к аресту, к приговору, даже к костру. Мысленно обдумала каждое слово, которое произнесет, стоя перед толпой. Она умела убеждать, может, удастся и в Тауэре найти тех, кто выслушает, кто благодаря ее умению убеждать обратится в новую веру.

Ее жалели, это было видно по взглядам стражников. Анна вскинула голову, ни к чему ее жалеть, она счастлива своей судьбой, сама столько раз просила о такой.

Анна Эскью вошла в Тауэр с высоко поднятой головой, прекрасно понимая, что выйдет оттуда только на костер. Она ничего не собиралась отрицать, ни в чем виниться. Да, верит в учение Лютера, да, разъясняла людям Библию и учение Лютера. Это не вина, это счастье. И если Божьей волей выйдет из тюрьмы, то будет продолжать свое дело.

Камера оказалась крошечной и страшно вонючей. Пахло сыростью, нечистотами и… кровью. Почему-то подумалось, что засохшая кровь не пахнет, значит, здесь была свежая?!

Суд был быстрым и весьма предсказуемым, Анну приговорили к казни на костре. Как воинствующую еретичку. Дело в том, что Анну Эскью судили не в первый раз, ее попытки получить развод с мужем и тем более выступления в Лондоне не могли пройти незамеченными.

Первый суд постановил, что женщина должна вернуться к мужу и выполнить все его требования, то есть прекратить чтение и толкование Библии в своем городке и вести себя, как подобает женщине. Тогда Анне напомнили о королевском Акте о Продвижении Истинной Религии, которым король категорически запретил читать Библию людям неблагородного звания и всем женщинам. Эскью смогла достойно ответить на эти обвинения:

— Я и не читаю. Делала это до Акта, а теперь лишь пересказываю по памяти.

— По памяти?!

— Да, — и Анна легко воспроизвела большой отрывок из Библии. — У меня прекрасная память, то, что я произнесла, я прочитала еще до королевского запрета.

Судьям не удалось доказать ее вину, а поскольку у Прекрасной Проповедницы, как звали Анну в Лондоне, было немало сторонников, которые заполонили зал суда и подходы к нему, судьи постановили только вернуть ее мужу, поскольку развод ей не дан.

Но Анна вовсе не собиралась возвращаться к своему супругу, тем более тот выгнал ее из дома. Она продолжила проповедовать, потом попала к королеве, а теперь вот в Тауэр, где ей осталось только дождаться казни. Анна надеялась, что та будет столь же скорой, как и суд.

Однако женщина ошибалась, вовсе не для того Гардинер так долго за ней охотился, чтобы просто сжечь, это можно было бы сделать много раньше. Анну уже приговорили к смерти, теперь из нее нужно было вытрясти главное — имена королевы и фрейлин.

Гардинер был намерен уничтожить всех, кто свил гнездо ереси во дворце, все сообщество, за которым он давно наблюдал, стараясь, чтобы оно плотней окутало королеву. Он прекрасно видел, что Генрих уже готов распроститься с женой, нужен только толчок, и этот толчок усиленно готовил, рассчитывая, уничтожив королеву, серьезно напугать короля, мол, если Его Величество станет попустительствовать еретикам и дальше, то все может обернуться печально. Если уж королева могла попасться на приманку еретиков, а ведь она могла в любую минуту попросить совет или разъяснение у самого короля, то что же говорить об остальных, за душами и неразвитыми умами которых еретики просто охотятся?