— Я думаю, что твой отец уже тогда понимал, что вам может грозить опасность. Именно поэтому он отправил Эллу и твою сестру подальше.

— Тогда почему он не бросил всё? —  она быстро посмотрела на меня. Черты её бледного лица стали острее, ресницы дрогнули, в потемневших глазах блеснул бессильный гнев. Пытаясь скрыть его, она порывисто отошла от меня на несколько метров, но не выдержала и резко обернулась. – Почему он не бросил этот законодательный проект?! Почему?!

Вспышка эта была наполнена горечью и беспомощностью. Глядя на меня, она ждала чего-то не имеющего смысла и, скорее всего, понимала это. Но её импульсивность требовала свободы.

— Ева… — начал было я, она опять замотала головой, махнула рукой.

— Зачем это всё было нужно?! – в её голосе зазвучали чуть заметные хриплые нотки. – Он бы мог отступить и… — она сглотнула. Разом из неё как будто вышибло дух, а в глазах, только что наполненных гневом, заблестели слёзы. – Всё было бы по-другому. Моя мать была бы жива, а мы с сестрой…

Две слезинки, практически одновременно сорвавшиеся вниз, оставили дорожки на её щеках. Но даже сейчас она не выглядела слабой. Напротив, эти слёзы её только подчёркивали внутреннюю силу и изящество.

— Потому что он не мог сделать этого, — жёстко выговорил я.

Спрашивать почему, она не стала. Облизнула губы и, присев, погладила подошедшую к её ногам кошку. Я смотрел на её узкую ладонь, на так и не снятое ею кольцо, и не мог понять. Не мог, чёрт подери, понять, почему она. Девчонка, ставшая едва ли не моим наваждением, девчонка, которую я так и не смог отпустить, забыть. Забыть её или…

— Твоя мать вернулась в Россию незадолго до родов, — глядя на неё сверху вниз, продолжил я. Ева всё так же гладила кошку, но я знал, что она слушает меня. Плечи её почти незаметно напряглись, пальцы застыли прежде, чем скользнуть по изогнутой дугой спине. – В Испании она попросила меня никому не говорить о нашей встрече.

— Ты не сказал?

— Не сказал, — я поднял её, взяв за плечо. – Ты была желанным ребёнком, Ева. Ты не представляешь, как твой отец любил тебя и твою сестру, — жёстко, глядя ей в глаза и сжимая пальцы на её тонкой руке. – Именно поэтому он и не отказался от этого проклятого проекта. Из-за вас. Он хотел, чтобы в мире, где живут его дочери, не было того дерьма, в котором он погряз. Чтобы в стране, где живут его дочери, не было этого дерьма. Он поставил на кон всё и всё потерял. Но если бы не твой отец и не такие, как он, в этом мире давно бы не осталось ничего путного. Я горжусь твоим отцом, девочка, твоя сестра гордится им и тебе бы стоило.

— Я горжусь, — она вздёрнула подбородок. – Горжусь им, Борис. Но… — слёзы опять выступили у неё на глазах. – Я бы хотела сказать это не тебе, а ему.

Разжав пальцы, я отпустил её руку. Смотрел в её влажные глаза и понимал, что мне нечего возразить ей, да и, если бы было, сделать этого я бы не смог.

— Элла сама вышила твоё имя на одеяльце, — я и сам говорил глухо. – Тебя любили, Ева. Твой отец и твоя мать любили тебя.

Помню, как приехал по делу к Белецкому и застал её сидящей в саду. Несмотря на то, что уже наступила осень, день был тёплым. Увлечённая, она не сразу заметила меня. Подняла голову, только когда я, подойдя, поздоровался, и показала две уже готовых буквы. Ев… О том, что Элла со старшей дочерью вернулись в Россию, так же, как и о её беременности, было практически никому не известно. Когда она поднялась с кресла, платье её складками опало до самой земли, подчёркивая округлый живот. В тот день Эдуард сказал мне, что ждут они девчонку. Младшая дочь. Ева…

— Я… я родилась намного раньше срока? – выдавила она.

— Недели на три. Насколько мне известно, на несколько дней тебя выписали домой, но начались осложнения.

— Я всё равно не понимаю… — устало шепнула она.

— Что ты не понимаешь?

— Как я оказалась у дяди, если никто не знал о том, что мама была беременна?

Очевидно, поймав себя на том, что эти вопросы не имеют смысла, она вздохнула. Пальцы её сомкнулись вокруг висящего на шее пегаса. Сжав его в кулаке, она замолчала.

В тот день, когда я забрал её, совсем крохотную и слабую из больницы, эта подвеска была единственным, что осталось у неё от прошлого. Подвеска и ещё одно одеяльце – не то, буквы на котором вышила её мать, а тёплое, без намёка на что-либо личное.

Всё, что я знал о ней – её имя. Так я и назвал её – Ева. То немногое, чем я мог отдать долг памяти её родителям.

— Скорее всего, Константин следил за домом. Даже если нет, в особняке было полно детских вещей. А найти клинику… — я только качнул головой.

Найти клинику Белецкому-старшему труда не составило, тем более что, помимо вещей, он наверняка нашёл и документы. Хотя… Учитывая, как брат Эдуарда и те, кто за ним стоял, расправились с охраной, прислугой и самими супругами, я всё же склонялся к тому, что о младшей дочери он узнал заранее.

— Почему он предложил купить меня именно тебе? – немного помолчав, спросила она.

Каждая новая фраза, новый вопрос давались ей всё труднее.

— Не он, — выговорил я. – Это сделал я сам.

— Ты?

— Да, Ева. Я сам пришёл к нему и предложил продать тебя мне.

Она ждала, когда я продолжу. Ни на миг во взгляде её не отразилось непонимание – только нетерпение. Но и его она сумела сдержать. События прошлого разворачивались передо мной и, чем глубже я погружался в них, тем ярче и ближе они становились.

— Избавиться от тебя, — заговорил я, всматриваясь в прошлое с расстояния в почти девятнадцать лет, — было для Константина самым простым.

— Как понимаю, сейчас ты говоришь не о том, чтобы отдать меня тебе? – я и не заметил, как пальцы её опять сомкнулись вокруг пегаса.

Внезапно мне захотелось разжать её руку, стянуть с безымянного кольцо и зашвырнуть его в траву. Крепко обхватить запястье и, дёрнув на себя, сказать, что всё это ей ни к чему. Что уже известного ей, вполне достаточно. Что лучше будет ей не копаться в том, что было, потому что от этого за версту несёт предательством, двуличием и самой низкой трусостью.

К чему это ей?! Хотелось прорычать, что настоящее её и прошлое, которое ею осмысленно, намного чище и благополучнее. Таким же благополучным может быть и её будущее, если она не станет валять дурака. Обхватить ещё крепче, чувствуя, как она напрягается под моими ладонями, провести по её спине до шеи и впечатать ей в губы поцелуй. Чтобы забыла обо всём. О своих глупых амбициях, о случившемся на «Беринге» и, главное, об Алиеве. Я помнил, какие у неё сладкие губы, как она пахнет. Проклятье…

— Да, — резко, с трудом заставив себя отвести от неё взгляд.

Её губы, пальцы возле тонких ключиц и собственные мысли резанули по нервам желанием. Я почувствовал, как потяжелело в паху, как кровь понеслась быстрее, и едва не выругался.