– В шесть часов вечера, в среду, вы оставили чемодан в камере хранения, все оплатили и выехали. – Голос парня стал далеким и бесстрастным. – В три часа ночи вернулись, забрали чемодан, и я вызвал вам такси в Бен-Гурион. Это все.

– Сэм, но я ведь была в номере! – Александра чуть не кричала.

– Извините, у меня клиенты.

Трубка замолчала. Александра взглянула на Марину. Та выразительно качала головой:

– Я все поняла. Ты думаешь, этот парень решится потерять должность из-за тебя? Размечталась.

– Но он сам предлагал мне эту махинацию… Он был так любезен! Я просто не могла ему отказать.

– Разумеется, был любезен и предлагал. – Марина скривила побледневшие губы. – Он рассчитывал на чаевые. И, думаю, получил их. А теперь ты для него – проблема, и очень большая.

Гостья сняла плед и бросила его на постель.

– Я еду домой.

Александра положила телефон на стол.

– У меня такое ощущение, что ты считаешь меня виноватой в его смерти, – сказала она. – А я не виновна ничем.

– Не сходи с ума, – твердо ответила Марина. – Я не считаю тебя виноватой. Но это дело связано с тобой. Он был в депрессии и в долгах тысячу лет. И ничего не случалось. Его смерть связана с твоим появлением. За тобой кто-то идет. Расскажи мне все, понимаешь, все? Забудь свои принципы о неразглашении тайны клиента. Еще раз расскажи мне про того человека на паркинге отеля и в Бен-Гурионе.

* * *

Рассвет терял сознание за лиловыми от изморози крышами. Арбузными корками, розово-зелеными осколками витражей, свет угасал в окне. Небо московского декабря, бледное, анемичное, таяло за стеклом, к которому осторожно прикасалась кончиками пальцев Александра. Художница никак не могла решиться позвонить Ракели. Она не спала этой ночью.

Александра набрала ее номер в вотсапе около восьми часов утра. Ракель была в сети и ответила немедленно.

– Это Александра, я была у вас недавно, – быстро выговорила художница. – Забирала пианино. Александра из Москвы.

– Доброе утро, – отозвался голос в трубке. – Все в порядке?

Александра помедлила.

– Нет, не в порядке, – ответила она. – Вы помните человека, который приезжал со мной из Хайфы? Павла?

– Конечно, помню, – удивленно ответила Ракель. – Вы же все время были вместе.

– Случилось так, что он погиб. – Художница сама поразилась тому, как бесстрастно прозвучал ее голос. – В тот самый день, когда мы увезли пианино. Точнее, он погиб поздно вечером, у себя на квартире.

– Что с ним случилось?!

– Мы отвезли пианино в порт, оформили ускоренную доставку. Потом Павел показал мне сады Бахаи, Променад Луи, мы поужинали в ресторане. – Александра говорила четко, спокойно, словно сдавала экзамен. – Он настоял, чтобы мы поехали к нему на квартиру, хотел передать подарок в Москву. Он немного выпил и не хотел больше садиться за руль. Вызвал мне такси. Это было приблизительно около одиннадцати вечера. В три часа утра я уехала в Бен-Гурион, из отеля. И вот я вчера узнала, что в тот вечер, примерно в то время, пока я ехала в отель, он… Повесился.

– Как?! – вскрикнула Ракель.

– Повесился в душе.

– Но он… – Ракель осеклась. – Как это может быть… Вы поссорились?

– Нет, конечно! Я вообще не вижу никакой связи между своим визитом к нему и его смертью!

– И он ничего вам не говорил о том, что хочет сделать?

Александра, помешкав, ответила:

– Я видела, что у него депрессия. Знала с его слов, что у него проблемы. И в личной жизни, и материальные. Но… Моей роли тут нет. Никакой!

– Знаете, здесь, в Израиле, считается… – Ракель тщательно подбирала слова. – Что если женщина пошла в ресторан с мужчиной, а потом поехала к нему домой, то она… Они…

– Но это совсем необязательно! – У Александры дрожали губы. – Это не подразумевает… Я могу сидеть с мужчиной в ресторане, поехать к нему домой, оценивать коллекцию или что-то обсудить… И никто не имеет права мне сказать, что я… Что мы с ним… Я не привыкла к такому!

– Израильская полиция привыкла, – тихо ответила Ракель. – Анне было пятнадцать лет, и ее спокойно облили грязью, когда она пропала. А когда вскрытие трупа показало, что она уже не была невинна… Грязь полилась рекой. Не знаю, откуда все это узнали.

Обе женщины замолчали. Ракель заговорила первой:

– Спасибо, что рассказали о его смерти. Полиция может меня допрашивать. Никогда не забуду тех допросов… Я вела себя как дура. Сейчас буду готова.

– Я должна была все рассказать. Если вас будут спрашивать, рассказывайте, пожалуйста, все, как было. Тогда мы будем говорить одно и то же. Скрывать нам нечего. Никто не виноват.

– Да, никто… – Ракель говорила пустым, выцветшим голосом. – Но почему он это сделал?!

– Это известно только ему. И да, – добавила Александра после паузы. – Не исключено, что это убийство. Но это только версия.

В трубке послышалось короткое восклицание, затем наступила тишина. Художница обеспокоенно окликнула собеседницу:

– Ракель? Вы еще здесь?

– Да, – хрипловато ответила та. – Убийство?! Вы сказали, что он повесился!

– Может быть, его удавили, а потом повесили, имитируя самоубийство. Но точно еще неизвестно.

Трубка вновь замолчала.

– Ракель?

– Я хотела спросить, – проговорила та, медленно и неуверенно. – С вами… Лично с вами в эти последние дни ничего странного не случалось? Вам не угрожали?

– Мне никто не угрожал, но… – Александра остановилась. – У меня создалось впечатление, что в Израиле за мной следил один человек. Но я могу ошибаться.

– Расскажите, – изменившимся голосом попросила Ракель.

– Один раз я видела его в половине третьего ночи, после того как мы с Павлом впервые были у вас. Странная вещь – он просто стоял возле своей машины и смотрел прямо на мой балкон. Он видел меня и смотрел на меня, я уверена. Но это бы ничего. Портье выяснил у охранника, что этот мужчина въехал на стоянку отеля по фальшивой брони и не заселялся.

– Что за машина?

– Синий «опель», так сказал охранник. Водитель – израильтянин, сказал охранник. Я могу его описать – очень высокий, худой, резкие черты лица, коротко остриженные седые волосы. Одевается в черное и серое, классический стиль. Во второй раз я увидела его в Бен-Гурионе, в дьюти-фри, и сразу узнала. Но в Москву он со мной не летел. Он сел на какой-то другой рейс.

– Мне все это ничего не говорит, – ответила Ракель. – У нас в мошаве нет никого похожего. Но…

– Пожалуйста, скажите то, что вы хотите сказать! – Александра сама не знала, как у нее вырвались эти слова. – Я чувствую, что и с вами что-то происходило.