— Ага, но эти уроды, наверное, все настроение испортили!

— Да нет, не скажу. Я потихоньку адаптируюсь к прикольчикам, нормально. Жалко только, что с одним из ваших подарков так получилось… Деньги, все-таки, заплатили. Мне стыдно.

— Я бы вообще этим ослам ничего не дарила. Да они все равно примерно так же поступили бы с фонариками, остальные. Разбили или вообще выкинули. Кому они нужны…

Что-то коснулось его ботинка. Потом штанины. Он подавил желание дернуть ногой, по спине пробежала дрожь. Отъехав на стуле назад, Андрей Викторович заглянул под стол и нахмурился:

— Ты чего там забыла, Воскобойникова?

— Бумажку не могла достать, — бесхитростно улыбнулась девушка. Глаза ее блеснули, губы слегка раздвинулась в улыбке. Девушка перевела взгляд, и сказала:

— Ой, вы запачкались. — Она принялась отряхивать его брючину, и преподаватель тут же убрал ногу: — Ладно, хватит… То есть, спасибо большое, но вылезай, перепачкаешься.

— Вы такой заботливый, — промурлыкала Алина, однако, так и осталась сидеть под столом, ерзая на коленках. Историк помимо воли бросил взгляд в разрез кофточки, да и кто бы не посмотрел?

А его лодыжку уже опутали цепкие пальчики. Они пошли выше, заскользили к коленке.

— Что ты…

— Помогите мне… Вылезти, — пробормотала ученица, изгибаясь. Волосы ее при этом легли на бедра историка, и на мгновение щека прошла в опасной близости от «молнии» брюк, но преподаватель успел отодвинуться еще дальше. Так резко, что спинка стула ударилась о доску. Воскобойникова потеряла равновесие, и издав невнятный звук, упала лицом вперед, прямо в промежность.

В этот момент в класс заглянула музычка.

— Что-то вы тут мешкаете, Андрей Викторович. А вы… — наблюдая за тем, как из-под стола поднимается школьница, Галина Марковна несколько раз поменялась в лице. Глаза ее, и без того выпученные, полезли из орбит.

— Что у вас тут… происходит?

— Дежурим, Галина Марковна, — бодро ответила Воскобойникова. — Ну вот, колготки порвала… Мы с девочками решили, что сегодня не будем парней утруждать. У них ведь праздник.

— Понятно, — улыбнулась музычка. — Как же ты в таких колготках пойдешь по улице? Со «стрелками»?

— Я ее подвезу, — быстро сказал историк.

— Ага, ага…

Музычка удалилась, а Андрей Викторович чуть не простонал, чувствуя себя полным болваном.

* * *

Они и впрямь сели в его «Опель», правда, молча. Андрей Викторович какое-то время сидел, боясь положить ладони на руль. Он чувствовал, что они дрожали, а в желудке до сих пор бродил холодок. Все нормально, нормально. Почему он разволновался? Разве этот эпизод можно назвать компрометирующим?

Музычка застала его с ученицей в двусмысленной позе? Потому что он показал волнение? Потому что он вел себя как тот, кому есть чего стыдиться, скрывать?

Да, все вместе. Только ведь он ничего не сделал. И не собирается. Он больше не допустит таких ошибок, какие делал на прошлом рабочем месте. Тем более такие, которые совершал по молодости и юности. Тогда он всегда терял над собой контроль, и такого больше не будет. Ведь все могло обернуться тюрьмой еще тогда.

Он понял, что не двигается очень уж долго, хотя Воскобойникова не выказывала признаков недовольства. Историк завел двигатель, отъехал немного от школы. Привычные действия опять вернули ему душевное равновесие, будто чуть вводя в транс.

— Послушай, Алина. Давай расставим все точки над «i». Ты сейчас можешь отрицать, но… Эти заигрывания немного выходят за рамки нормального, не так ли?

— Какие заигрывания, вы о чем, Андрееей Виииикторович? — протянула Воскобойникова, тараща бесстыжие глаза, которые она успела подмазать тушью.

— Ты сама прекрасно понимаешь. Ты так можешь поставить меня в неловкое положение или еще того хуже. Давай с тобой договоримся. Ты все эти попытки свои прекращаешь, ладно?

Алина помолчала немного, поджала губы, провела ладонью по разъехавшимися «стрелкам» колготок. Потом выдала:

— Что же, если вы преподаватель, так вы не можете нравиться как мужчина?

— Ой… Ну я же прошу. Не надо. Мы это даже обсуждать не будем, ладно? — «Опель» замер на светофоре и преподаватель посмотрел на ученицу: — Хорошо?

— Вы меня не так поняли, — прошелестела Воскобойникова, как будто бы собираясь заплакать. Несмотря на то, что преподаватель без труда различал лицедейство, актерского мастерства Воскобойниковой не занимать. В будущем из нее вырастет… а кто именно из нее вырастет?

— Думаю, что я все понял так, как надо.

Остаток пути они проделали в полной тишине. Воскобойникова шмыгала носом, то ли из-за насморка, то ли пытаясь разжалобить преподавателя. Андрей Викторович довез ученицу до нужной остановки и они распрощались.

Некоторое время историк смотрел ей вслед. Сейчас он уже окончательно пришел в себя, вернулось обычное хладнокровие. Если бы оно никогда его не покидало… но такого добиться сложно, потому что контролировать себя на сто процентов преподаватель не мог. Даже в исключительных случаях.

Возможно, девчонка затаила обиду, но лучше сразу вот так, чем плести ненужную паутину интриг.

Не давать волю эмоциям, но и не казаться размазней — вот что нужно сделать. Соблюсти тонкий баланс. Это он умеет.

— На минуточку, Сергей Львович, идите сюда, — шепот из уст Галины Марковны было слышать не то что дико, но весьма неожиданно. Замученный директор обернулся, глядя на учительницу музыки, нахмурился. Ему хотелось выпить коньяку, но не здесь, а дома. Лежать, глядеть в потолок и пить. Хватит на сегодня разговоров, пожалуйста.

Но нет. Он пошел по коридору, стуча каблуками по паркету. Улыбка на его лице напоминала агонию умирающего.

— Что такое, Галина Марковна?

Музычка поманила его, и директор помимо раздражения ощутил укол любопытства. Вздохнув, он пошел за ней в кабинет, а Галина Марковна закрыла дверь и просвистела шепотом:

— Милиция уже уехала?

— Да. — Сергей Львович нахмурился, и на мгновение ему в голову закралась мысль, что музычка сейчас скажет, что она знает, где находится пропавшая ученица. Потом откроет дверцу в узенькую подсобку, а там будет… там будет синюшный труп девятиклассницы. Он моргнул, глядя, как шевелится рот Галины Марковны. — Я не слышу, говорите громче.

— Сергей Львович… Куда уж громче, услышат! — продолжала она шипеть, как змея. — Новый учитель истории и обществознания вам не показался странным? Подозрительным?

— А что такое?

— Во-первых, он всегда долго засиживается в кабинете, не в первый раз заметила. Дверь держит закрытой на ключ, — музычка потряхивала обвислой на шее кожей, обсыпанной родинками. — Во-вторых, ведет, как я понимаю, неформальные беседы… с девочками. Подвозит их до дома. А сегодня… — она приложила ладонь к груди, — нет, мне могло почудиться, но Алина выглядела смущенной, а он так и вовсе, покраснел как рак! Что они там делали, она — под столом, представляете? Нет, могло быть что угодно, понимаю. Но, может, стоит сообщить куда следует? Пусть бы его проверили. Мы же Андрея Викторовича совсем не знаем, он пришел из новой школы, и слушок такой про него нехороший. Что скажете?