0,6180. Но я, признаться, не вижу тут никакой связи с моими числами.

Мате снова взял мелок, и на столе появилось еще несколько дробей:

21/34, 34/55, 89/144

— Каждая из этих дробей состоит из соседних чисел Фибоначчи, — сказал он. — А теперь переведем эти обыкновенные дроби в десятичные и посмотрим, что у нас получится.

Леонардо молниеносно произвел нужные вычисления и с удивлением воззрился на результат.

— 0,6176… 0,6181… 0,61805… Но ведь все это очень близко к 0,6180!

Мате разразился довольным смехом. То ли будет! Чем бо́льшие числа Фибоначчи идут в дело, тем ближе частное к заветному золотому сечению. Да не подумает, однако, достопочтенный мессер Леонардо, что это пример единственный. Взять хоть дерево — из тех, что ветвятся ежегодно. Если на втором году жизни у него две ветки, то на третьем число их достигает трех, на четвертом — пяти, на пятом — восьми, на шестом — тринадцати…

— Три, пять, восемь, тринадцать… Снова числа Фибоначчи! — всплеснул руками Фило.

А Мате сыпал новыми примерами. Оказывается, с числами Фибоначчи связано расположение листьев на ветке, строение цветка, количество спиралей, образованных семечками подсолнуха, чешуйками ананаса или сосновой шишки…

Дети слушали как зачарованные. Подумать только, папиными числами пользуется сама природа!

Леонардо задумчиво покусывал палец. Поверил ли он предсказаниям Мате? Трудно сказать. Но рассказ о свойствах чисел Фибоначчи подхлестнул его воображение.

— Кто ведает, сколько еще неизвестного и неожиданного таится в этом удивительном числовом ряду! — произнес он.

— Много, дорогой маэстро, — заверил Мате. — Так много, что когда-нибудь о нем будут написаны целые книги.

Леонардо вздохнул. Хотел бы он прочитать хотя бы одну! Мате с досадой подумал о брошюре, которую по забывчивости оставил на подоконнике московской квартиры. Как бы она сейчас пригодилась! Чтобы заглушить угрызения совести, он решил познакомить мессера Леонардо с шуточной задачкой, основанной на одном любопытном свойстве чисел Фибоначчи.

Мате попросил влажную тряпку, вытер стол и принялся чертить квадрат, разделенный на множество клеток. Но только он приступил к объяснениям, как в дверь дома постучали.

— Магистр Доменик, магистр Доменик! — защебетали дети и бросились открывать.

Магистр Доменик производил впечатление человека умного и доброжелательного. У него были толстые насмешливые губы и проницательные черные глаза, которые с любопытством уставились на незнакомцев. Узнав, что в гостях у мессера Леонардо математик, он был приятно удивлен, но тут же посетовал, что побеседовать сейчас не придется: в Пизу неожиданно прибыл император Фридрих Второй и ему, Доменику Испанскому, поручено срочно привести Леонардо во дворец.

Невероятная новость переполошила всех, кроме того, кого более всего касалась. Леонардо встал и заявил, что готов идти хоть сейчас.

— Как?! — остолбенел магистр. — В таком-то виде?

Спохватившись, Фибоначчи оглядел свою блузу. Да, да, ему, вероятно, следует переодеться…

— И как можно скорее, мой друг, — внушительно добавил Доменик, выпроваживая его из комнаты. — А вы что стойте? — обернулся он к детям. — Ступайте помогите отцу. Да последите, чтобы он не надел чего-нибудь наизнанку.

В следующее мгновение все в доме были заняты делом. Леонардо одевался. Дети метались по комнатам, открывая сундуки и подавая отцу то одно, то другое. Доменик нетерпеливо барабанил пальцами по столу, повторяя про себя заготовленную для императора латинскую речь. А Фило и Мате мучительно ломали головы, как бы им тоже попасть во дворец, чтобы взглянуть хоть одним глазком на редкую разновидность императора-филоматика и услышать, как он предложит мессеру Леонардо должность в Неаполитанском университете. Ибо теперь они уже не сомневались, что пригласили его именно для этого.

Смятение друзей не укрылось от наблюдательного магистра. Узнав, в чем дело, он предложил свою помощь. Император, насколько ему, Доменику, известно, прибыл в Пизу инко́гнито, стало быть, прием будет неофициальный, скорее всего, в кабинете. Камердинер Фридриха — знакомый Доменику араб — проведет их на балкон, выходящий в кабинет из другой комнаты, а там… Словом, жаловаться на судьбу им не придется.

В приливе благодарности Мате и Фило едва не оторвали ему руки. Но тут появился Леонардо в чем-то синем, бархатном, перечеркнутом тяжелой цепью, которую оттягивал золотой медальон величиной с доброе блюдце.

Теперь Фибоначчи уже не походил на садовника, но видно было, что он давненько не надевал своего парадного костюма и порядком отвык от него. Фило даже подумал, что блуза, пожалуй, ему больше к лицу. Зато дети смотрели на отца с восхищением. Он крепко обнял их, по очереди нагибаясь к каждому, наказал не ждать себя скоро и вышел. Остальные последовали за ним.

В тайнике

По дороге магистр Доменик деликатно подготовил Леонардо к тому, что аудиенция состоится в присутствии известных ученых. Наверняка будет философ императора, достопочтенный магистр Иоанн из Пале́рмо, а также придворные астрологи Микаэль Теодо́р и шотландец Микаэль Скотт. Кроме того, император желает познакомиться не только с самим Леонардо, но и с его математическим искусством. Так что пусть маэстро не удивляется, если ему предложат несколько задач.

Подобное сообщение хоть кого озаботит, но Фибоначчи, напротив, облегченно вздохнул.

— Благодарю вас, дорогой магистр! — сказал он. — Всегда от вас услышишь что-нибудь ободряющее. Признаться, я давненько не упражнялся в придворной беседе. То ли дело математика…

Скоро они подошли ко дворцу, который Фило упорно именовал на итальянский лад — пала́ццо.

По правде говоря, филоматикам не очень-то верилось, что великолепный план магистра удастся. Доменик, однако, сказал несколько слов часовому, и тот беспрепятственно пропустил их. А скоро перед ними возник человек в белоснежном арабском одеянии, с тяжелыми веками и лицом до того бесстрастным, что при взгляде на него становилось не по себе.

«Прямо истукан какой-то», — подумал Мате.

Доменик шепнул что-то истукану на ухо. Тот движением руки пригласил путешественников следовать за собой, и на время они оказались разлученными и с Фибоначчи, и со своим покровителем.

Они шли по дворцовому лабиринту, скользя по гладко отполированным каменным плитам, где, как в темной воде, двигались их опрокинутые отражения. Любопытные филоматики нет-нет да останавливались, чтобы рассмотреть высокий мавританский светильник или громадный, во всю стену, гобелен, на котором грозно скалились разъяренные львы и круто изгибали породистые крупы вздыбленные арабские скакуны. Но истукан, не оборачиваясь, жестом приказывал им идти дальше.

Наконец они поднялись по узкой витой лестнице и очутились в закутке, завешенном плотными занавесками. Это и был обещанный Домеником балкон. Истукан