— Дэвид, — улыбнулась Пэм, — ты ни в коем случае не предатель! Даже не думай об этом!

— Но если мама больна, что будет с моими братьями? — спросил я. — Вы им поможете? Что, если она ополчится на одного из них?

— Сейчас я должна позаботиться в первую очередь о тебе. Мы не получали сообщений о том, что твоя мама издевалась или издевается над другими детьми. Но с чего-то надо начинать. Давай решать проблемы по мере их поступления. Согласен? И Дэвид… — Мисс Голд заглушила машину. Мы стояли у здания суда.

— Да, мэм?

— Я хочу, чтобы ты знал: я тебя люблю.

Я посмотрел в глаза мисс Голд, чистые, добрые, без малейшего намека на ненависть.

— Я правда тебя люблю, — повторила она, погладив меня по щеке.

Я кивнул, стараясь сдержать подступившие слезы, прижался лицом к ее ладони и все-таки заплакал. Я плакал, потому что прекрасно понимал: совсем скоро мне придется предать Пэм.

Через несколько минут мы зашли в приемную суда, и мисс Голд взяла меня за руку. Мама и мальчики сидели на одной из длинных скамеек. Мисс Голд кивнула, когда мы проходили мимо них; краем глаза я заметил, что в честь суда мама надела красивое платье и уложила волосы.

А у Рона нога была в гипсе.

Никто не обратил на меня внимания, но я все равно почувствовал мамину ненависть. Мы с мисс Голд сели подальше от них, ожидая, когда судья вызовет нас. Ожидание было невыносимым. Внезапно мне в голову пришла идея: я тихо попросил у мисс Голд ручку, листок бумаги и быстро написал несколько предложений.

Маме.

Прости меня, пожалуйста. Я не хотел, чтобы все так вышло. Я не хотел раскрывать наш секрет. Не хотел позорить семью. Ты когда-нибудь сможешь меня простить?

Твой сын Дэвид.

Мисс Голд прочитала записку и кивнула, разрешая передать ее матери. Я кинулся к маме, сразу превратившись в прежнего Дэвида, в мальчика, не имеющего права на любовь. Прижав руки к бокам и уставившись в пол, я ждал, что она хоть как-то отреагирует: закричит, ударит, оттолкнет. Но мама вела себя так, будто меня вообще там не было. Тогда я отважился поднять голову и, избегая встречаться с маминым взглядом, робко протянул ей записку. Она выдернула бумажку из моих пальцев, бегло прочитала ее и тут же разорвала. Опустив голову, я поплелся назад к мисс Голд; она обняла меня за плечи, но ничего не сказала.

Через несколько минут нас вызвали в зал суда. Я сидел за темным столом и испуганно смотрел на строгого мужчину в темной мантии.

— Не бойся, — прошептала мисс Голд. — Судья будет задавать тебе вопросы. И очень важно, чтобы ты говорил правду, — сказала она, сделав ударение на последних словах.

Зная, что моя судьба вот-вот решится, я нервно похлопал мисс Голд по руке:

— Простите, что причинил вам столько хлопот…

Я хотел рассказать ей правду — настоящую правду, — но не мог собраться с духом. Недостаток сна лишил меня силы воли. Мисс Голд ободряюще улыбнулась, сверкнув жемчужно-белыми зубами. Я почувствовал знакомый цветочный аромат ее духов. Закрыл глаза, глубоко вдохнул…

Прежде чем я понял, что происходит, секретарь начал зачитывать номер дела. Когда он упомянул мое имя, я вскинул голову и встретился взглядом с судьей, который внимательно смотрел на меня.

— Да, да, дело Пельцера. Помню. Я полагаю, окружной представитель здесь? — спросил он.

Мисс Голд откашлялась и подмигнула мне:

— Началось. Пожелай мне удачи!

Судья обратился к мисс Голд:

— Слово предоставляется окружному представителю органов социальной защиты.

— Спасибо, Ваша Честь. Основываясь на результатах медицинского обследования Дэвида Пельцера, свидетельских показаниях его бывших учителей, работников школы и моих отчетах, округ настаивает на передаче мальчика под постоянную опеку суда.

Я, не отрываясь, смотрел на мисс Голд и едва различал, что она говорит. То есть я прекрасно видел, что она открывает рот, но голос ее почему-то был хриплым и неуверенным. Потом я заметил, что у нее дрожат колени. И закрыл глаза. «Вот и все», — подумал я. Когда мисс Голд вернулась на место, она сразу постаралась скрыть трясущиеся от волнения руки за материалами дела.

— Миссис Пельцер? Вы хотели бы что-то добавить? — спросил судья.

Все присутствующие в зале мгновенно повернулись в мамину сторону. Сначала я подумал, что она не расслышала судью, поскольку продолжала смотреть на его стол с абсолютно равнодушным выражением лица. Потом я понял, чего она добивается: она пытается смутить его взглядом.

— Кхм… Миссис Пельцер! Вы хотели бы что-то добавить по поводу вашего сына, Дэвида?

— Мне нечего сказать, — ровным голосом ответила мама.

Судья потер лоб, потом покачал головой:

— Хорошо. Спасибо, миссис Пельцер. Это будет отмечено в протоколе. — Затем он обратился к мисс Голд: — Случай необычный и непростой. Я внимательно прочитал все материалы дела и обратил внимание вот на что….

Судья углубился в подробности, и я потерял счет времени. Внутри все медленно сжималось. Я знал, что через несколько минут суд закончится и мама заберет меня назад в «сумасшедший дом». Я посмотрел в ее сторону: от маминого лица по-прежнему веяло каменным холодом. Я закрыл глаза и представил, как снова сижу в позе военнопленного на ступенях лестницы, ведущей в гараж. Пусть сейчас я не хотел есть (в приюте хорошо кормили), но даже воспоминание о том, как я страдал от голода, заставило меня содрогнуться. Я не знал, смогу ли вернуться к такому существованию. Я всего лишь мечтал избавиться от боли и унижений.

— Дэвид? — Мисс Голд слегка встряхнула меня, чтобы вернуть в реальность. — Дэвид, судья хочет, чтобы ты встал.

Я потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Судя по всему, я снова задремал.

— Зачем? Я не понимаю…

Мисс Голд взяла меня за локоть:

— Давай, Дэвид. Судью нужно слушаться.

Я посмотрел на мужчину в мантии — он кивнул, словно соглашаясь со словами мисс Голд. К горлу подкатил комок, стало тяжело дышать. Когда я отодвинул стул и встал, мисс Голд похлопала меня по руке:

— Все в порядке. Просто скажи судье правду.

— Итак, молодой человек, — начал судья. — Если коротко, то суть в следующем: в зависимости от того, что ты скажешь, либо суд решит, что твое дальнейшее пребывание в родительском доме невозможно и тебя необходимо поместить под опеку социальных служб… либо ты вернешься и будешь и дальше жить со своей матерью.

У меня глаза расширились от страха. Я не верил, что этот момент настал. Все присутствующие смотрели на меня. Пальцы дамы с седеющими волосами замерли над печатной машинкой. Во время заседания я заметил, что стоило кому-то что-то сказать, как она тут же начинала с невероятной скоростью шелестеть клавишами. И теперь она ждала моих слов. Я с трудом сглотнул и сжал кулаки. Мама тоже смотрела на меня, но ее взгляд не выражал ничего, кроме ненависти.