– Хорошо, хорошо, сеньоры, я спою для вас, только дайте мне минуту подготовиться… Сеньор Деметрио, не могли бы вы принести мне лимонаду?

Когда Дмитрий вернулся со стаканом, Мария шепнула:

– Мне надо что-то важное сказать вам, сеньор… Но не здесь… Давайте встретимся в саду, в конце аллеи…

Лейтенант склонил голову. А сеньорита Меркадо, отставив лимонад, к которому так и не прикоснулась, направилась к музыкантам.

– Тише! Тише! Сеньорита Мария будет петь!

После нескольких призывов дона Луиса гости притихли, устремив взгляды на кузину капитана.

Она дала знак музыкантам и запела грустную песню о девушке, которая хочет пойти на свидание к любимому, но мать не позволяет ей.

Дмитрий, к которому подошли Бутенев и Нахимов, снова был вынужден переводить им:

Матушка, милая матушка!

Ты приставила ко мне караульных.

Но, если я сама себя не сберегу,

Никто не сможет уберечь меня… –

повторил он вслед за певицей.

– Красиво поет! – не удержался от похвалы Нахимов.

– Совегшенно вегно, мой дгуг! – впервые за сегодняшний вечер согласился с ним Бутенев. Да и что тут было спорить? Сеньорита и впрямь пела превосходно.

Потому, как только она закончила пение, Бутенев, присоединяя свой голос к другим, заорал во всю мощь легких:

– Бгаво! Бгаво! – и вместе с другими гостями, в основном мужчинами, бросился к певице выражать свои восторги.

Дмитрий, воспользовавшись моментом, незаметно вышел в сад и на минуту будто ослеп, оказавшись в густой темноте. Ночь выдалась безлунной и тихой. Привыкая к тьме, лейтенант несколько мгновений постоял на месте, закинув голову. Но так и не разглядел ни одной звезды. Вспомнив свой первый приезд в президию, он все же сумел отыскать нужную ему аллею. Дойдя до того места, где деревья вплотную примыкали к крепостной стене, лейтенант остановился и стал ждать, время от времени покашливая, чтобы дать знак сеньорите Марии. Так, терзаясь ожиданием, он простоял довольно долго. Марии Меркадо не было.

На душе у лейтенанта сделалось неспокойно, и он пошел обратно, ожидая встретить сеньориту. Однако никто на аллее не попался ему навстречу. Только однажды показалось, что за спиной раздался шорох. Дмитрий остановился, прислушался, но, кроме звуков музыки и голосов, доносившихся из бальной залы, ничего не услышал. «Показалось…» Он снова направился в конец сада, размышляя, что если где-то и разминулся с сеньоритой, то она все равно дождется его в условленном месте. Но и это предположение не сбылось. Не зная, что и думать, Завалишин решил вернуться в дом, где веселье было в самом разгаре. Гости в который раз танцевали фанданго. Только теперь Дмитрию показалось, что музыка звучит тревожно.

6

Марию Меркадо не могли найти ни в доме, ни в саду. Куда подевалась юная сеньорита, никто не мог сказать. Дон Луис и Герера, сопровождаемые рейтарами с факелами в руках, обшарили все уголки президии, но не только самой Марии, а даже ее следов отыскать не смогли. Допросили часовых, слуг. Безрезультатно. Отправляться в прерию прямо сейчас, ночью, было бессмысленно. Решили дождаться рассвета, чтобы тогда уже наверняка продолжить поиски пропавшей.

Простившись с Герерой, который рвал и метал, обвиняя всех и вся в пропаже невесты, и с русскими, которым отвели для ночлега комнату, дон Луис Аргуэлло отправился в кабинет отца. Он был очень встревожен пропажей кузины, к которой питал нежные чувства старшего брата. Правда, к братским чувствам примешивалось еще одно: сеньорита Мария очень напоминала Луису его покойную жену – Рафаэллу Сал, дочь Гермендимо Сала, который командовал гарнизоном Сан-Франциско еще во время визита сюда мореплавателя Ванкувера. Рафаэллу, как и троих братьев Луиса, унесла эпидемия холеры, случившаяся несколько лет назад. Покойница очень была дружна с матерью Марии Меркадо, помогала ей нянчить Марию, когда та еще была ребенком. У самой Рафаэллы детей быть не могло, поэтому она весь запас нереализованной материнской любви отдавала дочери подруги. Prima, когда выросла, стала вылитая Рафаэлла в те годы, когда дон Луис еще только ухаживал за ней: кареглазая и стройная. И характер у Марии-Марипосы напоминал Луису его любимую: такой же веселый нрав, такая же непосредственность в словах и поступках…

Да что там говорить, после того, как сестра дона Луиса – Мария де ла Консепсьон Марцелла, так и не дождавшаяся возвращения своего жениха сеньора Николаса, сделалась затворницей и приняла обет безбрачия, именно Мария Меркадо своей красотой и радостным смехом оживляла старую президию Сан-Франциско, немало повидавшую на своем веку…

С президией у дона Луиса связано многое – по сути, вся его жизнь и жизнь его семьи. Сорок лет назад здесь в один из июньских дней он появился на свет. Здесь же родились и двенадцать его братьев и сестер. Его отец, его дядя по материнской линии в разные годы были комендантами президии. В Сан-Франциско в 1799 году дон Луис кадетом поступил на службу. Здесь же стал лейтенантом, а потом и капитаном. Несколько раз он исполнял обязанности коменданта президии. В 1806 году, когда отца неожиданно перевели в президию Санта Барбара, и с 1814-го по 1816-й, когда старший Аргуэлло временно исполнял обязанности губернатора Верхней Калифорнии, до прибытия на этот пост дона Пабло Винсенте де Солы.

Будучи хорошим офицером, дон Луис не любил оставаться исполняющим обязанности коменданта. В его ведении обычно была крепостная артиллерия. Свои пушки он обожал, и они, несмотря на то, что были на вооружении еще во времена Кортеса, находились в исправности и готовности к бою. Комендант же по должности обязан быть не только солдатом, но и политиком. Так любил повторять старый Жозе – его отец, которого Луис почитал не только как родителя, но и как начальника. Впрочем, отец тоже по возможности всегда сторонился политики, предпочитая нехитрую солдатскую службу. Незадолго до своего отъезда в Монтерей он сказал сыну, что будет хлопотать перед президентом хунты, чтобы вместо него де Сола своим преемником назначил дона Луиса.

– Я уже стар для того, чтобы брать такой груз на свои плечи. Ты – молод, честен и смел. В тебе, мой сын, гордая кровь рода Аргуэлло и рода Мораго. Я уверен, ты будешь хорошим президентом, дон Луис, – жестом останавливая готового возражать сына, сказал дон Жозе.

– Я – солдат, отец, и готов выполнить все, что вы скажете… – только и нашелся что ответить ему капитан.

И вот теперь, когда в Монтерее решалась его судьба, здесь, в президии, оставленной под его началом, случилась беда. Да еще в присутствии комиссара хунты и будущего родственника – Гереры.

Размышляя над происшедшим, дон Луис понимал, что это – пятно на его репутации. Он не сумел обеспечить защиту Сан-Франциско и не только не уберег кузину Марию, но еще и уронил честь испанцев перед русскими, которые могут заподозрить гарнизон президии в небоеспособности… А это в нынешних условиях приобретает уже характер серьезного упущения с далеко идущими последствиями.