на кухню вновь зашел хозяин, толкая перед собой металлический столик с тарелками. В каждой такой тарелке лежала котлета с пюре. Повар взял две порции в руки.

– Ешь, – скомандовал он, наклонился и снова поставил блюда на пол.

Саша посчитал количество тарелок на многоуровневом столике: снизу было четыре, сверху – шесть и еще на самом нижнем ярусе находилось примерно восемь.

– Главное, не говори ему, что ты сытый, – процедила сквозь зубы девушка.

– Я это уже понял, – ответил Петров и сел.

– После еды мы можем уйти? – спросил Саша. – У нас уроки начинаются.

– Это большая перемена, – ответил повар, – у вас еще много времени и много еды.

Из-за отсутствия губ мужчина шепелявил, и речь у него была невнятная.

– По идее, он должен, наоборот, морить нас голодом, – произнесла Настя и взяла котлету.

– Я не знаю, что происходит, – сказал Саша и тоже схватил мясной шарик.

– Ешь, – повторил Семен Андреевич.

– Очень вкусно, – Саша откусил кусок, – вы отлично готовите.

– Ешь, – повар сделал шаг в сторону Насти, и девушка, вздрогнув от страха, тут же вцепилась зубами в холодную котлету.

– Принесите нам еще эклеров, – сказал Саша. – Можно же десерт?

– Десерт будет после обеда, – ответил мужчина.

– Нам надо съесть все это? – Саша указал рукой на столик.

– Все это, – сухо ответил повар.

– Насть, – Саша посмотрел на девушку и демонстративно откусил очень маленький кусочек от котлеты, намекая, что так можно тянуть время. Девушка, дожевав, тоже откусила небольшой кусок, буквально пару граммов.

Петров жевал и в напряжении размышлял о том, как перехитрить, переиграть мертвеца. Что сказать ему, чтобы он отпустил? После смерти люди изменяются в поведении. Но по каким правилам действуют искаженные остатки их сознания? Как и в случае с медсестрой, Саша понимал, что надо подобрать какой-то словесный ключ, сказать что-то, что усмирит его. Вновь откусив котлету, Сашка принялся вспоминать все, что он знал о школьном поваре: злой, ворчал всегда на учеников, толпившихся с подносами, курил, однажды напился, и потом ходили слухи, что он подрался с физруком. Сын его учился в этой школе на двойки, и держали его лишь потому, что отец тут работает, а мужчина работал, чтобы сына не выгнали, и свою работу он, видимо, ненавидел, ему не нравилось кормить детей, может, потому он теперь так усердно заставляет есть? Вполне вероятно. Петров кусал котлету, а мозг его работал на двести процентов, пытаясь осознать правила игры с поваром. Так Саша для себя охарактеризовал ситуацию: любое противостояние – игра. Только поняв правила, можно победить. По аналогии с медсестрой, которая кидалась на здоровых, повар бросается на тех, кто отказывается есть. А делает он это потому, что раньше ненавидел свою работу, а теперь он выполняет ее как-то карикатурно. Дарвин пнул Настю. Но он не любил ее по-настоящему, девушка просто нравилась Лёньке. Может, из-за того, что Дарвин был отличником и образцом поведения, он начал так неадекватно вести себя? Облаков кидался жвачкой и порвал школьный журнал. Почему? Может, потому, что Облаков был одним из самых строгих учителей? Потому что для него была важна дисциплина в классе? Учительница русского языка вообще никак себя не проявила. Может, просто не успела? Но где тут закономерность? Петров думал. Думал и кусал котлету под пристальным наблюдением обожженного повара. А что, если самые значимые вещи в жизни людей изменяются после смерти? Вещи, которые важнее всего. Выходит, медсестра жила тем, что помогала людям? Повар жил своей ненавистью к работе? Дарвин видел смысл жизни в учебе, а Облаков – в своем статусе строгого физика с жесткой дисциплиной?

Петров переключился на мысли о Насте, забыв, что начал свое рассуждение с попытки придумать способ обхитрить повара. Что для Насти самое важное? Если Петров, сказав девушке, что не изменял ей, смог переломить планы смерти, то говорит ли это о том, что все мысли Насти были заняты Сашей и горем от его якобы предательства? Когда мир сломался, Настя захотела покончить с собой именно из-за Петрова. Значит, она продолжала его любить? Иначе эта дьявольская инверсия жизни нашла бы другую причину заставить девушку думать о самоубийстве.

А что Петров? Если бы с Настей все было хорошо, стал бы он думать о суициде до поломки Вселенной? Петров ответил сам себе: не стал бы. Хотя у него тогда было много причин ненавидеть этот мир и желать покинуть его раньше срока.

Черт! Петров аж поперхнулся, ведь до него дошло, насколько он дорог для Насти и как сильно Настя нужна ему. Она единственный человек, который любил Петрова и любит до сих пор. Можно услышать важную информацию, понять ее, даже запомнить на долгие годы… да хоть на всю жизнь, но чтобы действительно что-то осознать, надо встроить это в свою парадигму мира, включить эти знания в свою дальнейшую оценку событий и ситуаций и жить по-новому. Только сейчас Петров поселил в себе мысль о том, что Настя по-настоящему любит его, а он – ее. От этого Сашке захотелось жить еще сильнее. Вдохновленный Петров забыл о скорой гибели Солнца, да и всей Вселенной и попытался снова сфокусироваться на поваре, а точнее, на правилах, по которым сейчас существует это демоническое создание.

– Я могу попросить макароны вместо пюре? – спросил Саша.

– Ешь, что дают, – ответил повар.

Саша съел половину котлеты и положил остаток в тарелку, которую держал в руках.

«Посмотрим, что будет, если я просто буду сидеть», – подумал Петров, рассматривая кровавый халат повара с торчащей из него рукояткой ножа.

Настя продолжала понемногу откусывать котлету, стараясь жевать как можно дольше.

«На худой конец, можно есть, потом блевать этим, – думал Сашка. – Когда эти поганые котлеты закончатся, этот урод уйдет, а мы в окно вылезем».

Заниматься вызыванием рвотного рефлекса после каждой съеденной порции Саша не хотел. Он понимал, что если не найдет другого способа заставить повара выйти из кухни, то придется есть и блевать. Или предстоит умереть от переедания, потому что съесть на двоих с Настей более двадцати порций за раз несовместимо с жизнью. Хотя, может, растянуть трапезу на сутки, откусывая по грамму?

Заметив, что Саша не ест, повар вытащил из живота нож и, сделав шаг в сторону парня, отвел руку назад, намереваясь ударить. Сашка тут же вцепился в котлету, а повар, немного помедлив, вновь вставил нож в себя.

«Может, просто уйти?» – дерзкая мысль закралась в голову Саши.

Петров, не переставая кусать котлету, встал и подошел к окну, но открыл не сразу – сначала он повернулся к повару и