— И еще я воровал.

Ее сонливость исчезла без следа.

— Что воровали?

— Все! — Он сделал широкий жест рукой, и до нее донесся исходивший от него запах виски. — Я украл весь огромный доход, который игорные заведения Тонагры получили за последний месяц.

Он усмехнулся с победоносным видом.

— Вы это сделали?

— Нет. Это сделали мои люди. — Он надул губы, словно маленький мальчик, которого не приняли играть, но лицо его тут же просветлело. — Но всю операцию спланировал я.

Придерживая одеяло на груди, она села.

— Вы действительно украли всю их выручку за месяц?

— Все до последнего золотого франка, и лиры, и фунта. Все банкноты. Все ваучеры. Де Гиньяры рассчитывали перевести всю денежную массу на свои счета завтра, но теперь они, словно дураки, бегают вокруг и пытаются убедить перепуганных туристов, что они здесь в безопасности и должны остаться в стране.

Рауль был счастлив сверх всякой меры.

— А что делали вы, пока ваши люди осуществляли эту операцию?

— Я играл. И выигрывал. За столами. На виду у всех. Словно у меня нет никаких забот. А после того как мои люди все сделали и забрали деньги, я вдруг обнаружил, — он ухмыльнулся, — что не могу получить свой выигрыш, и устроил настоящий скандал. Жан-Пьер де Гиньяр меня не любит. Это он меня напоил.

— Зачем? — встревожено спросила Виктория.

— Он пытался успокоить меня, уверял, что я смогу получить выигранные деньги, как только они обнаружат проклятых воров. Я спросил, сколько для этого потребуется времени. Он заверил меня, что это произойдет скоро. Я сказал, что «скоро» — это недостаточно скоро.

Рауль нахмурил лоб, сам не вполне понимая, что сказал.

— Может, он заподозрил вас? — спросила Виктория.

Этот человек так и лезет на рожон.

— Он подозревает каждого. Если бы он действительно подозревал, что я организовал эту кражу, я бы уже лишился зубов и глаз, у меня были бы отрублены пальцы и оторваны яйца, я бы орал, мучаясь в предсмертной агонии, и…

— Довольно, прошу вас! — сказала она, подняв руку.

— Извините. — Поймав руку Виктории, Рауль поцеловал ее. — Извините. С вами так легко говорить. Я даже забыл, что вы леди.

Она вздохнула, услышав его не слишком лестное объяснение.

— Оно и видно.

— Я рассчитал, что весь этот шум привлечет внимание к нему самому, поэтому продолжал жаловаться. Громко. Без конца повторяя свои требования. Послушали бы вы только, как я это делал! Чтобы я, наконец, замолчал, Жан-Пьер посадил меня в собственный экипаж и отправил домой.

Рауль расхохотался.

Виктория рассмеялась с ним вместе, сама не зная почему. При нормальных обстоятельствах она не одобряла воровства. Но он был так доволен собой, что, казалось, не видел за собой никакой вины, и что-то в его настроении находило в ней отклик.

Перестав смеяться, он взглянул на нее:

— Вы знаете, что я намерен сделать с этими деньгами?

— Финансировать революцию? Купить еще огнестрельного оружия?

— Нет, нет и нет. Эти деньги будут отложены на период после революции. Деньги потребуются, чтобы финансировать правительство, накормить народ, позволить нам продержаться первую зиму, пока мы не сможем убедить туристов, что им здесь у нас безопасно. Когда они вернутся, мы используем это, чтобы стать богатой страной. И тогда мы сможем обезопасить себя от больших стран, которые будут стараться прибрать нас к рукам, дабы использовать наши доходы преимущественно для своих людей, а не для наших. — Он снова рассмеялся. — Что касается кражи, то все прошло гораздо лучше, чем я мог себе вообразить, и Жан-Пьеру потребуется не меньше двух недель, чтобы проследить за всеми моими перемещениями.

— Ему это не удастся, не так ли?

— Деньги исчезли из страны, а Жан-Пьер считает, что я всего лишь пустой никчемный игрок и коннозаводчик, который подумывает о том, чтобы эмигрировать на Карибы, где нет мятежников, разгоняющих туристов, которые приносят мне доход.

Рауль, такой по-мальчишески очаровательный и довольный собой, взглянул на Викторию. Когда же он вгляделся в ее глаза, улыбка сползла с его лица.

Глаза его вспыхнули страстью. Сходства с маленьким мальчиком больше не было и в помине.

Загипнотизированная его напряженным взглядом, Виктория с бешено бьющимся сердцем отпрянула от него и прижалась спиной к спинке софы.

А Рауль обхватил руками ее голову и прижался губами к ее губам.

Он поцеловал ее не так, как целовал прошлой ночью, а настойчиво, глубоко.

Первое вторжение его языка ошеломило Викторию. Второе согрело. При третьем вторжении кровь бешено запульсировала в ее венах, воспламенив ее тело желанием. Она затаила дыхание, слишком удивленная, чтобы что-нибудь предпринять…

— Что вы себе позволяете, сэр? — наконец вымолвила она.

— Проклятие! — в ярости воскликнул Рауль, стараясь сдержать гнев и похоть.

Но когда Виктория отпрянула от него, он понял, что проиграл битву. Схватив ее за запястья, он уложил ее на софу.

Она сопротивлялась, и больше всего в тот момент ей хотелось надавать ему затрещин. Возможно, это было неразумно. Возможно, такое поведение лишь усугубит его гнев. Но увеличивалась не только его ярость. Явно набирало силу кое-что другое… Что-то абсолютно чужеродное для достойной англичанки, гувернантки мисс Кардифф.

Когда Рауль, подняв руки Виктории над ее головой, склонился к ней, она снова принялась сопротивляться, потому что ей вдруг показалось, что все это слишком хорошо и слишком правильно. Потому что его прикосновение превращало ее в другого человека — земного, страстного, в женщину, которая услышала обращенный к ней зов его тела и отреагировала на него.

Он снова поцеловал ее, и язык его то вторгался в ее рот, то выходил из него, пока Виктория не ослабла от желания, пока надетая на ней тонкая сорочка не осталась между ними единственным барьером, слишком тонким, чтобы помешать им слиться воедино.

Когда она застонала, всецело отдаваясь его натиску, Рауль сказал «да» и снял со своей шеи галстук. А она была такой глупой, что не поняла, что он делает, пока он не связал ее запястья.

— Нет! — воскликнула она и снова принялась отбиваться.

Теперь он держал ее одной рукой, а другая его рука обследовала ее тело — ее грудь, ее живот. Он даже скользнул рукой к развилке между бедрами и сквозь тонкую хлопчатую ткань сорочки почувствовал, что Виктория стала влажной от желания. Лицо ее вспыхнуло от унижения, и она неожиданно рванулась к нему так, что он потерял равновесие.

Упав на пол, Рауль потянул Викторию за собой. Они оказались на полу вместе, и не успела Виктория перевести дыхание, как он перекатился и оказался сверху. Держа ее руки над головой, он прикоснулся губами к ее шее.