— Хватит, Барклай. Складывай инструменты. Офицер оборачивается и блюет на кактус.

Два солдата берут тело пленного за ноги и за руки и закидывают в грузовик сопровождения:

— Заприте его в карцер вечером. И ни в коем случае не показывайте врачу.

Колонна трогается с места: Гай Зодиак спит, уперев потную голову в колено соседа. Барклай вытирает кинжал о брезент. Десантники из Игидера рассеялись по местности, вертолеты, легкие самолеты кружат над деревнями, пикируют, едва не сбивая крыши, на испуганных женщин, побросавших белье и щетки на вздымаемый винтами песок, и детей, прижавшихся к стенам сожженной, отстроенной и вновь сожженной школы; в стороне тяжелые вертолеты Сикорского вздымают пыль, песок и гальку вдоль русла рек, ломая ветки кустов, гоня перед собой сверкающие рои ос и птиц — они разбиваются о стекло и сталь кабины, забрызгивая защитную окраску зеленой, синей, черной кровью; их зловещие тени проносятся над лесами и болотами, сдувая пепел с пожарищ, песок с краев звериных нор, разбивая иссушенные солнцем скелеты и кучи гнили.

Крики и бред Гая Зодиака заполнили этаж. Когда солдаты переносили тело начальника полиции в его кабинет, Гай Зодиак бросился в первую оказавшуюся открытой комнату дворца, рухнул на кровать и, не сняв каску, зарылся головой в подушки; солдаты его поднимают, он вцепился зубами, покрытыми соленой пеной, в кружева простыней, руками — в спинку кровати. В заставленном пальмами стеклянном холле офицеры и солдаты курят, сидя на лестнице, стоя у кадок с пальмами и лаврами, лежа на красных и синих плюшевых диванах; беременная рабыня, склонившись, стирает с кафеля тряпкой следы крови начальника полиции; один из солдат сопровождения присаживается рядом, волоча приклад винтовки по мокрому кафелю; он смеется, гладит плечо рабыни, ее согнутую спину, ее бедра, потом груди, стянутые блузой, он кусает ее ухо, его слюна стекает в ушную раковину рабыни, он берет ее за руку, отнимает у нее тряпку, с силой разгибает пальцы; рабыня стонет, солдат прикладывает губы к ее уху, удерживая ее пальцы; рабыня склонила голову на плечо, слюна солдата стекает по напряженной шее; рабыня открывает глаза, прежде закрытые из-за того, что вокруг стояли солдаты: — Да.

Солдат отбрасывает тряпку сапогом, он затаскивает рабыню в заставленную ведрами и швабрами каморку в глубине холла, напротив кабинета; он опрокидывает ее во мрак, на тряпки и щетки, поднятая пыль оседает на их слипшихся губах; солдат кашляет, слюна и сопли солдата брызжут на нёбо рабыни, ее рот горит, солдат плюется, отстраняется, слюна и сопли волокнами дрожат меж его зубами и зубами рабыни; солдат кусает зубы рабыни, ее десны кровоточат; солдат расстегивает ширинку, распускает узел на блузе рабыни, завязанный в паху, чтобы освобождать ноги для работы, он ложится на рабыню, он впрыскивает ей свой яд — сперму, застоявшуюся во время резни. Рабыня, сотрясаемая его движениями, впивается ногтями в плечи солдата, щиплет гимнастерку, солдат, пришедший в ярость от этого проявления невольной нежности, хватает жестяную лопату, опускает ее на плечо рабыни, его член буравит голое чрево рабыни, вздымая внутренности и зародыш ребенка; сперма хлынула, заливая прядь волос в паху солдата; рабыня стонет, она ловит зубами волокна слюны и соплей и перекусывает их, ее волосы смешались со щетиной швабры; солдат вынимает член, встает на корточки, его размягченный член лежит на пуговицах ширинки, он берет лопату, бьет по животу рабыни, по своему члену, измазанному в грязи, сперма с тыльной стороны лопаты брызжет на лицо солдата, его веки, его брови, на мочки ушей, на складки гнева на его лбу, на смоченные слезами щеки:

— Она смеется надо мной, моя мышка из Экбатана. Она изменяет мне с заводскими корешами. Беременная. От них или от меня? Ребенок родится — отпуск будет. Если девочка — еще одну кралю будут после ебать. А тебе кто засадил? Я добавил туда и моих красок.

Гай Зодиак орошает подушку, солдаты сидят на постели, смотрят на стены, безделушки, портреты. На рабочем столе к стопке книг прислонена фотография Сержа и Одри, обнявшихся на палубе парома, пересекающего залив Энаменаса. Сумрак ночи наполнил комнату; от теплой ткани одеял и доносящихся из глубины дворца женских голосов и всхлипов члены солдат напряглись в форменных брюках; Гай Зодиак успокоился, его плечи обмякли и опустились на подушку, он уснул. Солдаты сверлят мрак усталыми глазами; шум шагов, шорох белья, звон флаконов наполняют их грустью, их горла сводит спазм, они опираются руками на винтовки.

Одри, на коленях в комнате покойного, подбородок на саване, поднял глаза на пронзенное горло отца. Служанки, мать, сестра промокают армейским бельем розовую кровь, еще сочащуюся из раны. Подобранный Одри в саду борделя маленький раб — после игр и несложных поручений начальник полиции сам любил купать его, при этом щекоча так, что еще долго после бани, ночью, на подушке, в глубине алькова малыш продолжал смеяться — вцепился в дерево смертного ложа ручонками, слезы стекают на открытый ворот его рубашки, офицер берет его за плечи, потом за шею, уводит из комнаты; Одри встает, бросается на офицера, освобождает маленького раба, берет его за руку, встает перед ним на колени, их головы соприкасаются на смятом саване; снаружи, у ворот дворца, собралась толпа; Одри слышит топот, женский вой, шмыганье детских носов, шорох лохмотьев. Он встает, протягивает руку к ране, отталкивает женские руки, накрывшие ее бельем, гладит запекшиеся струпья, смачивает палец в свежей крови, потом выбегает из комнаты: на площадке появляется Серж, за ухом — роза; шлюха, ребенка которой он накануне вырвал из рук Банделло, приколола ему цветок к виску, когда он спал после полудня, привалившись головой к заброшенной уборной; Одри хватает его за плечи и целует его подмышку сквозь легкую рубаху; потом он быстро спускается по лестнице, пересекает холл, вынимает винтовку из пирамиды, заряжает ее, расталкивает часовых, сидящих перед воротами дворца, стреляет в толпу, пока не кончаются патроны; ствол винтовки жжет ему руки, он прикладывает его к голому животу и держит; часовые удерживают его, толпа кричит, рассыпается; два ребенка и одна женщина копошатся на горячем асфальте. Часовые разоружают Одри:

— Ты все правильно сделал. Мы с тобой. Одри дрожит, офицер держит его за руку; женщины на площадке лестницы окружили мальчика; Одри лежит в своей комнате, на кровати, с которой недавно ушел Гай Зодиак, оставив вмятину от своего тяжелого, горячего, мокрого тела; у изголовья Бьетрикс, его сестра, его мать и Серж, прислонившийся к стенному шкафу; Одри стонет; с тех пор как он лег, он ни разу не перевернулся, его рубашка намокла под мышками, пот оставил длинный блестящий след на спине, от затылка до пояса.

Солдаты, офицеры, репортеры уходят ночью, размякший асфальт проминается под их шагами, трупы собраны, улицы пусты, песчинки, принесенные толпой, перекатываются по черной мостовой. Джипы, заполненные солдатами в касках, медленно едут вдоль тротуаров, стволы винтовок подняты вверх.

Гай Зодиак, оправившийся от лихорадки, винтовка на ремне, смывает водой пятна крови, собирает гильзы; он льет воду из каски на песок, струя воды блестит в лунном свете; он одевает каску на голову, плюет, заправляет прядь волос со лба под каску и возвращается в холл; двое часовых охраняют ворота; пупки торчат из-под пряжек ремня.