Стоит заметить, что еще в эпоху составления Талмуда место рассечения моря было хорошо известно, и в талмудическом трактате «Брахот» («Благословения») даже содержится специальное благословение, которое предписывалось произносить проезжавшим мимо него евреям.

Восстановить события, последовавшие после того как евреи разбили стоянку у Пи-Гахирота, не так уж и сложно — в этом нам помогают и текст Пятикнижия, и мидраши, и «Иудейские древности» Иосифа Флавия.

Фараон, вроде бы совсем недавно отпустивший евреев на все четыре стороны без всяких условий, разумеется, очень быстро осознал, что означает для его страны потеря сотен тысяч рабочих рук. Все обрушившиеся на Египет в последние месяцы ужасы теперь уже казались ему никак не связанными с Моисеем — чем дальше, тем больше он склонен был объяснять их цепочкой случайных совпадений, вполне естественных природных явлений, которые этот мошенник Моисей ловко использовал для того, чтобы запугивать его народ и его самого — фараона, владыку Египта, воплощение Озириса.

И когда засланные в ряды евреев соглядатаи пришли во дворец и доложили, что евреи остановились у Пи-Гахирота и не думают ни приносить жертвы, ни возвращаться обратно в Гесем, владыка Египта пришел во вполне понятную ярость. Желание не просто вернуть евреев в Египет, но и жестоко наказать их, наполнить их души ужасом, поставить на колени — так, чтобы ни они, ни какие-либо другие рабы больше не смели бунтовать! — овладело всем существом фараона. Овладело настолько сильно, что, дав наказ всей египетской армии собираться в погоню за евреями, фараон лично, без слуг, бросился запрягать свою колесницу и возглавил отряд из шестисот колесниц — этих своего рода «танковых войск» Древнего мира.

Вот как рассказывает Пятикнижие о том, что происходило дальше:

«И погнались египтяне за ними, расположившимися у моря — вся конница с колесницами фараона, и всадники его, и войско его у Пи-Гахирота, перед Бааль-Цафоном. И фараон приблизился, и подняли израильтяне глаза свои — и вот египтяне гонятся за ними; и весьма устрашились и возопили сыны Израиля к Богу...» (Исх. 14:9—10).

Ужас, который охватил в этот момент евреев, вполне понятен. Прошло всего несколько дней после их ухода из Египта — несколько дней, в течение которых они шли по вязкому песку пустыни. И вот в тот момент, когда они остановились, чтобы передохнуть у воды, только-только разбили палатки, на горизонте возникает огромная армия фараона, конница и колесницы. Да, евреев много, возможно, даже куда больше, чем всех всадников фараона, но что они могут сделать против них со своими дрекольями?! И потом, это ведь не просто всадники — это египтяне, которым они привыкли повиноваться, перед которыми всю жизнь были преисполнены почти животного страха. И вот сейчас этот страх перед недавними хозяевами снова вернулся и парализовал их волю к сопротивлению...

Иосиф Флавий, основывавшийся не только на Пятикнижии, но и на не дошедших до нас исторических источниках, рисует куда более страшную, впечатляющую и вместе с тем куда более реалистичную картину происходившего:

«Между тем египтяне скоро раскаялись в том, что дали евреям возможность уйти, и так как особенно фараон был расстроен этим, приписывая все случившееся обманному волшебству Моисея, то было решено пуститься за евреями в погоню. Взяв оружие и приготовившись к походу, египтяне приступили к преследованию, чтобы вернуть евреев назад, если бы удалось настичь их. При этом египтяне были того мнения, что раз евреям было разрешено оставить Египет, они теперь уже более не будут молиться Господу Богу своему, а так как евреи безоружны и утомлены путешествием, то рассчитывали справиться с ними без особого затруднения.

Спрашивая у всех встречных, куда направились евреи, они быстро подвигались вперед, хотя эта страна и представляла не только для целого войска, но и отдельного, одинокого путешественника огромные трудности. Моисей же преднамеренно повел евреев именно по этому пути, для того чтобы египтяне, если бы вздумали изменить свое решение и захотели бы пустить в погоню, подверглись бы заслуженному наказанию за такую гнусность и нарушение данного слова... Настигнув, наконец, евреев, египтяне построились в боевой порядок и благодаря своей огромной численности стеснили их на небольшом пространстве, что было тем легче, что у египтян было двести тысяч тяжеловооруженных (пехотинцев), за которыми следовало шестьсот колесниц и пятьдесят тысяч всадников. И вот они отрезали все пути, по которым, по их расчетам, могли бы бежать евреи, и заключили последних между недоступными скалами и морем. Таким образом, египтяне замкнули евреев в пространстве между горой и войском и заняли своим лагерем выход отсюда на открытую равнину...»

Флавий не только сообщает точную численность египетского войска (а она поистине огромна — 250 тысяч воинов, не считая шестисот колесниц!) — он помогает своему читателю зримо представить происходящее. Фараон в этом отрывке предстает перед нами как умный и талантливый полководец. Он не просто бросает свою армию на сбежавших рабов — следуя его указаниям, египетская пехота и всадники занимают все возможные пути отступления, зажимая евреев на узкой полоске между скалистыми холмами и морем. И в тот момент, когда за спинами евреев показываются боевые колесницы во главе с самим фараоном, они начинают оглядываться и понимают, что бежать некуда — впереди них простирается водная гладь, справа и слева уже ощетинились своими копьями египетские пехотинцы, по флангам которых маячат всадники. Таким образом, бежать им и в самом деле было некуда, и легко представить тот ужас, который объял их — если и не за свою жизнь, то за жизни своих жен и детей. Даже в самые страшные периоды своей жизни в Египте евреи никогда еще не были так близки к тотальному уничтожению. И потому страшные слова упрека, которые они бросают в этот момент Моисею, звучат вполне справедливо:

«Разве могил недостает в Египте, что взял ты нас умереть в пустыне?! Что это ты сделал нам, выведя нас из Египта?! Ведь об этом мы тебе говорили в Египте: оставь нас, и будем мы служить египтянам, ибо лучше нам работать на египтян, чем умереть в пустыне!» (Исх. 14:11—12).

Как видим, прежние сомнения в том, что Моисей действительно говорит и действует от имени Бога, вспыхивают в евреях с новой силой. Сейчас, стоя на краю гибели, они готовы сдаться и вернуться в Египет, ибо они еще не постигли высокую истину о том, что лучше умереть свободным, чем жить, стоя на коленях. Скорее наоборот — они как никогда остро осознают, что лучше жить в рабстве, чем заплатить за свободу своими жизнями.

Справедливости ради надо отметить, что, согласно мидрашу, часть евреев заявила о том, что готова сражаться с египтянами, но это была лишь небольшая горстка храбрецов, в основном, видимо, все из того же «воинского» колена Ефрема. Флавий утверждает, что народ в этот момент был настолько «возбужден» против Моисея, что едва не забил его насмерть камнями. Но в уже процитированном отрывке Флавий сообщает также и то, что Моисей... предвидел возможность погони и специально повел народ по труднопроходимой для конницы местности, чтобы задержать ее продвижение.

Но тогда не случайно и все остальное. Тогда Моисей привел евреев к Пи-Гахироту и остановился там, изначально решив устроить в этом, возможно, хорошо знакомом ему месте некую ловушку для египтян.