Положение дел в советской экономике 1980-х гг. и явный кризис советской модели социализма в целом были сильным ударом и по всей идеологической надстройке советского общества, которая включала в себя как общую концепцию социализма и капитализма, или историю КПСС, так и советскую политэкономию.

Марксистская политическая экономия начиналась в XIX веке как наука, и она достаточно точно и адекватно отражала реальную действительность европейского капиталистического общества. Марксистские концепции движущих сил и классов капиталистического общества, истории и истоков этого общества, предшествующих ему экономических формаций, природы и сущности капиталистической эксплуатации, возникновения частной собственности и товарно-денежных отношений, противоречий и кризисов капиталистической экономики, – все это подкреплялось солидным и убедительным анализом. Именно научность и адекватность марксизма стали причиной его успеха и как политической идеологии. Однако, становясь частью политической идеологии, марксизм стал довольно быстро утрачивать свои качества строгой научности. Научные дисциплины и идеологические доктрины развиваются по разным правилам и законам. Утверждение о научности марксизма в XX веке было по большей части просто лозунгом, ибо марксизм, а также марксистская политэкономия были все менее и менее способны объяснить реальные процессы экономического развития в мире, которые происходили отнюдь не в соответствии с марксистскими догмами.

В конце XIX и в самом начале XX века В.И. Ленин попытался нарисовать картину развития капитализма в России. Он внимательно следил и за теми глобальными изменениями, которые происходили перед Первой мировой войной в мире капитализма. Многие предсказания В.И. Ленина относительно общего кризиса капитализма и империализма, относительно неравномерности развития капиталистических стран, а также судеб колониального мира и другие сбылись с большой точностью. Однако никто даже из самых известных теоретиков марксизма и ленинизма не смог предсказать пути развития капиталистического мира во второй половине XX века. Политическая экономия капитализма в эти десятилетия все более и более утрачивала черты научной доктрины и не могла адекватно отразить и объяснить реальности капиталистического мира и все более глобальной рыночной экономики.

В отличие от политэкономии капитализма, политэкономия социализма никогда не была научной дисциплиной, но с самого начала стала частью советской идеологии или научного коммунизма, марксизма-ленинизма, – название этой идеологии менялось, но существо менялось мало.

Представления В.И. Ленина о принципах и путях экономического строительства в только что возникшей Советской России были крайне примитивны и абстрактны. В экономике России в 1917 – 1918 гг. царили хаос и произвол. Коммунистические субботники и террор продотрядов, запрещение торговли и стремительное развитие черного рынка, пайки, карточная система, продразверстка, крушение финансовой системы и банков – вся эта картина разрухи не имела никакого отношения ни к социализму, ни к политической экономии социализма. Переход к НЭПу был тогда вынужденным отступлением к рыночным отношениям с целью сохранения власти, он не был продиктован никакими научными соображениями или экономическим анализом. Ленин сам плохо понимал, что происходит в стране и что надо делать, чтобы наладить положение дел в экономике. Почти все документы Ленина 1920 – 1921 гг. – это смесь реализма, прагматизма и догматизма, а не начатки какой-либо ясной концепции политической экономии социализма. Показательно в этом отношении одно из писем Ленина в специальную комиссию по отмене денежных налогов в ноябре 1920 г.: «Переход от денег к безденежному продуктообмену бесспорен. Чтобы этот переход был успешно завершен, надо, чтобы был осуществлен продуктообмен (не товарообмен). Пока мы не в силах осуществить товарообмен, т.е. давать крестьянству промпродукты – до тех пор крестьянство вынуждено оставаться при обломках товарного (а следовательно, денежного) обращения при суррогате его. Отменить суррогат (деньги), пока крестьянству не дали еще того, что устраняет необходимость в суррогате, экономически неправильно. Надо это обдумать очень серьезно»[50]. Экономические отношения в Советской России и СССР в 1922 – 1923 гг. складывались по большей части стихийно. Ленин только начинал изучать возможности и роль кооперации в экономике, возможности и роль мелкого крестьянского хозяйства, частной собственности, денег и торговли. Для управления национализированными предприятиями создавались громоздкие тресты. Обсуждались и возможности привлечения в добывающие отрасли России иностранного капитала. Все наиболее крупные начинания последующих десятилетий, включая коллективизацию, индустриализацию, электрификацию, проводились не на основе каких-то научных концепций и обоснований, а на основе субъективных и произвольных решений партийных вождей. Наука должна была объяснять уже принятые и проводимые в жизнь решения. Мало чем смогли обогатить политическую экономию социализма и такие деятели партии, как Н. Бухарин, Л. Троцкий, Л. Серебряков, Г. Сокольников, А. Рыков, а также И. Сталин. Только в конце 1940-х гг. стали возникать первые схемы учебника по политической экономии социализма. Позднее такой учебник был создан. Появились кафедры и институты, факультеты и отделения в разных академиях, которые призваны были развивать политическую экономию социализма. Однако все это было суррогатом научного знания. Самые титулованные из академиков-экономистов в лучшем случае могли играть роль советников для членов Политбюро и для секретарей ЦК КПСС. Призывы к «перестройке» застали все крупные коллективы ученых-экономистов врасплох, и они так и не смогли разработать и предложить никакой новой экономической концепции демократического социализма.

Первым ответом советской экономической науки на призывы о перестройке были поиски всего того, что было сказано у Маркса и Энгельса о товарно-денежных отношениях и о рынке. Ученым надо было опереться на какие-то слова и положения отцов-основателей доктрины. Но Маркс и Энгельс писали о рыночных отношениях только применительно к капитализму и были уверены в том, что «в обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов»[51]. Среди значительной части теоретиков социал-демократии существовало убеждение, что вся политэкономическая наука – это наука о функционировании капиталистического товарного общества и поэтому в социалистическом обществе такая наука вообще не нужна. Не только Роза Люксембург и Николай Бухарин писали, что конец капиталистического товарного общества будет концом и политической экономии. В.И. Ленин возражал против этого, но не слишком уверенно. Конечно, ни денег, ни ценных бумаг, ни торговли, ни эксплуатации, ни наемного труда при коммунизме не будет. Но надо будет все-таки определять пропорции в производстве и воспроизводстве, а это сможет делать лишь экономическая наука[52]. В 1921 – 1922 гг. В.И. Ленин много писал о торговле, о хозяйственном расчете, о стабилизации денежного обращения. Однако речь шла в данном случае не о социалистическом обществе, а об обществе переходном, которое сохраняет внутри себя элементы капиталистического товарного общества.