Эти совершенно ненужные сейчас мысли, не имеющие никакого отношения к реальности, скользили по поверхности оглушенного разума, не оставляя зримого следа.

«Потом» не будет… Есть только данный миг, есть узкий кусок реальности, есть последняя капля жизненных сил, чтобы идти и снова убивать… до последнего патрона, до судорожного, похожего на всхлип вздоха перед тем, как сжать сенсор единственной оставшейся гранаты, которая лежит в кармане, приготовленная для себя…

Он не хотел попасть к ганианцам живым. Антон смог сражаться, он выполнил свой долг, он и его товарищи взяли этот чертов космопорт и держали его, сколько могли, но уже ясно — никто не придет на помощь, никто не спустится с небес, кроме злых ангелов, что собирают души, растерянно обретающиеся подле истерзанных пулями тел…

Коридор кончился сорванной с петель дверью.

Он не испытывал отчаяния. Была обида, но и та прошла.

Как долго тянется этот миг, зажатый между прошлым и будущим… Ему не повезло выжить. Зажаться в угол, взорвать себя последней гранатой, чтобы оборвать эту звенящую муку, чтобы больше не ломилась кровь в виски глухими болезненными ударами пульса?

Глухота начала медленно проходить.

Мир звуков возвращался, невнятно проявляя себя каким-то гулом.

Антон прижался к исковерканному взрывом косяку, выглянул из проема дверей.

Боевая планетарная машина стояла в нескольких метрах от него. Ее двигатель работал, издавая протяжный, воющий гул, траки гусениц были измазаны бурым, осклизлым налетом перемолотой плоти, на катки намотались какие-то тряпки — не то окровавленные куски обмундирования, не то перемешанные с одеждой фрагменты тел.

Покатая башня БПМ повернулась с невнятным, идущим издалека визгом сервомоторов, спаренное автоматическое орудие дернулось, приподнимаясь в вертикальной прорези, и задрожало, осыпая снарядами угол правого крыла космопорта.

«Сейчас, ребята… Сейчас я заткну эту сволочь…»

Антон лег на землю и пополз. У него не осталось ничего, кроме полупустого магазина к «ИМ-12», десантного ножа и последней, предназначенной для себя гранаты.

Он прополз несколько метров и вдруг вспомнил, что в правом подсумке есть еще два выстрела для подствольника, снятые с изодранного осколками трупа. Устройство этих гранат было простым: в передней части цилиндра располагался детонатор, который срабатывал при соприкосновении боеприпаса с препятствием. Никаких дополнительных зарядов для создания реактивной тяги не было, граната в стволе «ИМ-12» разгонялась за счет вихревого электромагнитного поля.

Лежа на земле, всего в пяти метрах за кормой планетарной машины, Антон осмотрелся.

Пехоты он не заметил. Никто не прятался за броней. БПМ стояла за грудой щебня, над укрытием возвышалась только покатая башня машины, и два орудия продолжали вести огонь, очевидно, прикрывая ползущих по площади ганианцев.

Антон подполз сзади, привстал, обжигая руки о жалюзи заднего радиатора, из щелей которого вырывался раскаленный воздух, достал две гранаты для подствольника и сунул их в щель поворотного круга, которая шла на стыке покатой башни и самого корпуса.

Сделав это, он сполз по заднему скату брони, и в этот миг БПМ начала поворачивать башню, перенацеливая свои пушки.

Один из подствольных зарядов попал между шестернями привода. Раздался глухой взрыв, башню заклинило, внутри машины должно быть контузило экипаж, потому что огонь тут же стих. Антон отполз еще на несколько метров, оглянулся. Планетарная машина не стреляла, в башне открылся люк, оттуда показалась голова ганианца без шлема.

Почему же не сдетонировала вторая граната?

Заметив его, ганианец что-то заорал. В кормовой части БПМ открылся еще один люк, оттуда полоснула очередь, бок Полынина обожгло болью…

Он вскрикнул, судорожно переворачиваясь на спину. В руке уже была зажата последняя граната. Во рту появился солоноватый привкус крови… и тут он впервые испытал это нереальное чувство…

Что-то, видимо, необратимо нарушилось в его голове из-за многократных контузий. Он инстинктивно сжался в комок, ожидая хрусткого, болезненного удара рвущих тело пуль, но избыточный, предсмертный выброс адреналина в кровь внезапно превратил окружающий его мир в медленно изменяющийся стоп-кадр…

В первое мгновение эта перемена ошеломила Антона.

Справа от него на глазах вырастал десятиметровый султанчик бетонной пыли, слева протянулась цепочка из пяти таких же, но уже опадающих белесых всплесков, зрение было размытым, предметы теряли свои очертания, превращаясь в расплавленные контуры, он сам двигался так же медленно, как весь окружающий мир, но мысли…

Его контуженного разума не коснулось замедление реальности.

Б… у… м…

Это был удар сердца. Звук растянут, словно замедленное, хрипяще-тянущее воспроизведение на неисправном магнитофоне, Антон прожил его, как целый отрезок жизни, успев поразиться нереальной медлительности ощущений, потом его сознание переключилось на черный провал открывшегося десантного люка, огонек, мерцающий в нем… и рука с гранатой медленно поползла вперед, продавливаясь сквозь загустевший воздух… пальцы разжались, отпуская в полет глянцевито-черный, одетый в рифленую рубашку шарик гранаты: она прочертила в воздухе размытую дугу и канула в темном чреве БПМ…

Взрыв грянул, вернув не только привычную скорость событий, но и слух. Адский грохот, слепящее пламя, вырвавшееся из нутра планетарной машины через оба люка, трескучий раскат детонирующих внутри БПМ боеприпасов, и башня с двумя стволами спаренного орудия, оторвавшись от корпуса, плавно подлетела вверх, переворачиваясь в раскаленном воздухе. Взрывная волна ударила в грудь Антона, опрокинула навзничь, швырнула его на обломки бетона…

Еще одна контузия… Какая по счету?.. Боль, располосовавшая бок, заставила онеметь половину тела. Полынин понял, что ранен, но эта мысль опять прошла стороной.

Он лежал на дымящейся груде щебня, уже не человек, но еще не труп… Лицо Антона, покрытое копотью, искаженное гримасой боли, выражало не радость победы, а лишь страдание… Он уже был вне игры, но у него не осталось шанса по своей воле полностью уйти, исчезнуть из этого адского мира, захлопнув за собой дверь…

Чернота навалилась на него, вязкая, как смола, обветренные, искусанные, распухшие губы еще жадно хватали горячий воздух, а разум проваливался в опустошенную черноту, словно та вспышка, предшествующая броску гранаты, выжрала из организма все силы, сожгла последний неприкосновенный запас его клеток, и теперь нервная система могла сделать только одно: включить последний, крайний механизм самозащиты — кому.

Аллор. Квартира Полынина.

Он провалялся в госпитале почти год.

Реальной памяти о том, кто и как вытащил его с Хабора, у Полынина не было, в сознании сохранились лишь клочки воспоминаний, оставшиеся от тех последних минут… Или, может, часов?.. Подорванная планетарная машина ганианцев часто навещала его в бреду, особенно в госпитале… Он видел ее почерневшую корму, развороченные жалюзи, под ними открытый люк и свесившееся из него тело, порванное осколками. Особенно ярко запомнился затылок мертвого ганианца, обмотанный дымящейся, тлеющей тряпкой… а на фоне этого зловещего силуэта тут же вспоминалось свое собственное ощущение полнейшей беспомощности перед надвигающейся судьбой… Еще память выталкивала из своих глубин кучу бетонного гравия, дым, сочащийся из-под нее, кровь, сначала обильно заливавшую простреленный бок, и боль, которая временами парализовывала половину тела, пресекая его слабые потуги уползти куда-нибудь, и все это, в субъективном восприятии Антона, длилось вечность…