– О, мистер Роджерс! Как поживаете?

– Спасибо, хорошо. Хотя у меня довольно срочные дела.

Роджерс, видимо, намекал, что предпочел бы остаться один, но я притворилась, что не услышала, и, сев за письменный стол, сказала:

– Как досадно, что вся эта история помешала вашему отдыху.

– Ну, что уж тут… – И он умолк, уткнувшись в газету.

Начало вышло не столь удачное, как я надеялась. Роджерс явно не был настроен на разговоры. Я решила пойти напролом:

– Что вы думаете обо всей этой истории с убийством, мистер Роджерс?

Тот поднял голову:

– Я думаю, крайне маловероятно, что тут замешан Джил Трент. Я связался по телеграфу с сэром Эндрю Хитом, одним из лучших адвокатов Лондона.

– Джил будет благодарен вам за то, что вы выбрали ему адвоката.

– Он попросил меня обратиться к сэру Эндрю, – буркнул Роджерс, снова утыкаясь в газету.

Новость меня удивила.

– Джил вас просил? Когда?

– Вчера утром.

– До ареста?

– Да. – Роджерс опять посмотрел на меня. Ни в его тоне, ни в выражении лица не было ни малейшей заинтересованности. – Видимо, он догадывался о подозрениях инспектора и после завтрака спросил, не знаю ли я хорошего адвоката. Я недолго думая порекомендовал ему сэра Эндрю.

Я помолчала, переваривая услышанное. Зачем Джил наводил справки об адвокате, еще не зная, что его ждет арест? Какой смысл? Вероятно, это как-то связано с тем, что он собирался сказать вчера вечером. Нужно как можно скорее его увидеть. Наверно, он разъяснит, что вообще происходит.

Разговор увял. Мистер Роджерс был откровенно не расположен его продолжать, и дальнейшие попытки с моей стороны были бы навязчивостью. Не распечатывая письма Лорел, я начала писать ей еще раз и только закончила, как в гостиную вошла Вероника Картер. Она кивнула в знак приветствия, ничуть не смущаясь тем, что лишь накануне пыталась соблазнить моего мужа, и мне с большим трудом удалось удержаться в рамках приличий. Я ответила на ее кивок, поскольку меня учили быть воспитанной.

Вероника посмотрела на Роджерса, но поскольку тот не оторвался от газеты, к моему удивлению, уселась на стул возле письменного стола и какое-то время молчала. Интересно, что она собирается делать. Мисс Картер держалась сегодня не столь высокомерно, из нее слово выпустили воздух, и я вдруг испытала к ней симпатию. В конце концов Вероника подобрала слова, которые искала:

– Ужасная история с Оливией, правда?

Хотя ее лицо было спокойным, в глазах сквозила искренняя печаль, и свойственная мисс Картер ледяная категоричность уступила место трогательной неуверенности.

– Да, я очень расстроилась, узнав об этом. Но, кажется, с мисс Хендерсон все в порядке, а это хорошие новости.

– Я была в больнице. Меня к ней не пустили.

Я удивилась тому, что Вероника специально ходила навестить Оливию. Возможно, я вынесла о ней слишком поспешное суждение.

– Не понимаю, зачем она это сделала, – задумчиво продолжала между тем Картер.

– Может быть… из-за Руперта?

Она взглянула на меня, как показалось, даже несколько возмущенно.

– Исключено. Плевать она на него хотела.

Интересно, насколько хорошо Вероника Картер знала свою подругу? Оливия была в глубоком горе, когда мы разговаривали в этой гостиной. Может, она любила Руперта больше, чем предполагали остальные. А может, у нее имелась еще какая-то причина…

– Насколько я поняла, им обоим было не плевать, пока Руперт не познакомился с Эммелиной.

– О, мимолетный флирт, ничего серьезного. Руперт вообще был такой… Даже в Монте-Карло… – Она осеклась, словно испугавшись, что наговорит лишнего, но затем нарочито небрежно продолжила: – …Вечно за кем-нибудь волочился.

Так Руперт тоже был в Монте-Карло? Майло не говорил мне об этом.

– А теперь его нет, и Оливия… Здесь стало ужасно, правда же? Я бы немедленно уехала, если бы этот жуткий инспектор не велел торчать тут.

– Скоро все закончится, – сказала я.

– Надеюсь.

Вероника встала, и на ее лицо снова опустилась маска безразличия, но все-таки я успела понять, что в конце концов мы с ней, возможно, не такие уж и разные: молодые женщины из зажиточных семей, которым, когда они столкнулись с трудностями, не выпало счастья иметь рядом надежное плечо.

Когда я вышла из гостиной, Майло и миссис Хэмильтон уже исчезли. Мне было интересно, удалось ли Майло что-нибудь узнать у нее, но всему свое время. Сейчас не до того. Я возвращалась в номер, размышляя об утренних событиях. Логика инспектора ничуть не поколебала моей убежденности в невиновности Джила, но фортель с адвокатом объяснить нелегко. Возможно, Роджерс прав. Сознавая, что подозрение может пасть на него, Джил решил встретить невзгоды во всеоружии.

Однако Джонс меня озадачил. Создавалось впечатление, будто он знает больше, чем говорит. Казалось, он что-то хотел мне открыть, но я не понимала, что именно. Хотелось надеяться, что я могу видеть в нем союзника. Если он не до конца убежден в виновности Джила, то, возможно, найдет настоящего убийцу Руперта Хоу.

Погруженная в свои мысли, я открыла дверь в номер. И замерла. Что-то было не так, что-то изменилось. Много времени, чтобы догадаться, в чем дело, не потребовалось. Ничего не пропало, наоборот, добавилось. Я заглянула в ванную, и подозрения подтвердились. Распахнув платяной шкаф, я вздрогнула от негодования.

Майло перетащил все свои вещи в мою комнату.

Вечером я заглянула к Эммелине. Она в одиночестве ужинала. Она слегка порозовела, и у нее как будто чуть поднялось настроение.

– Я не знаю, как буду жить… без Руперта, но просто не перенесу, если что-нибудь случится с Джилом, – сказала она. – Меня так успокаивает мысль о том, что ты делаешь все возможное, чтобы помочь ему.

Оставалось только надеяться, что этого будет достаточно. Уверенность Эммелины тяжким бременем ответственности давила на плечи. Выдержав короткую паузу, я решила рискнуть и спросила:

– Ты не догадываешься, зачем кому-то было убивать Руперта?

Нелегко задавать вопросы, связанные с этой смертью, но кому знать, как не ей? Эммелина помолчала и, к моему облегчению, кажется, задумалась.

– Я все думала, думала, но просто не понимаю, зачем кому-то… понадобилось это сделать. Он со всеми ладил, ну, пожалуй, кроме Оливии Хендерсон. Они раньше… были близки.

– Ты знала? – удивилась я.

– Все знали, хотя Руперт говорил, чтоэто ерунда. Я и представить себе не могла, что Оливия решится на такой ужасный шаг.

Я вспомнила слова Ларисы Хэмильтон и двинула напролом: