Сказать, что началось светопреставление — в очень японском смысле — это ничего не сказать. Один наблюдатель назвал предложение Хиро сделать пассивных управляющих «пассивно активными» самым спорным за всю историю управления активами. Почти все управляющие возражали — тихо и вежливо, — что они не имеют опыта для принятия информированных решений по вопросам ESG. Они говорили, что занимались повышением альфы (сравнительного дохода с поправкой на риск и ситуацию на рынке) и не уверены, что внимание к новым параметрам будет полезно. Еще пассивные управляющие заявляли, что им платят меньше десятой доли процента стоимости инвестиций, так что они не могут себе позволить выработать необходимые способности .

Хиро отвечал на это — не менее спокойно и вежливо, — что не намерен уменьшать чье-либо вознаграждение, и будет рад доплачивать за повышенную эффективность и компетентность. Еще он замечал — очень дипломатично, — что никто из управляющих активами не должен чувствовать себя обязанным работать на GPIF. Затем он изменил способ оценки, подбора и оплаты этих специалистов. Многолетние договоры подписывали с активными менеджерами, которые были готовы согласиться на новую структуру оплаты, призванную поощрять их за хорошую альфу и внимание к долгосрочной перспективе. Пассивных менеджеров попросили представить «новую бизнес-модель» своего вознаграждения. За два года конкретных предложений не поступило, Хиро повысил долю ответственного управления в критериях отбора до тридцати процентов и объявил, что управляющие, которые не соответствуют новым требованиям, могут столкнуться с сокращением инвестиций и даже полностью перестать работать с GPIF. Он также повторил предложение изменить структуру оплаты.

Инвестиционным консультантам не нравились новые договоры. Они считали, что многолетние контракты с управляющими активами нарушают фидуциарные обязанности GPIF, так как приходится жертвовать возможностью уволить их в любое время. Хиро отвечал на это, что фидуциарные обязанности GPIF нарушает как раз отсутствие долгосрочных контрактов, поскольку оно заставляет ориентироваться на короткую перспективу. «Они неправильно понимали мои фидуциарные обязанности, — пояснял он. — У меня они перед несколькими поколениями».

Масштаб и роль GPIF Хиро использовал для повышения значимости ESG для японского делового сообщества. Он создал пять биржевых индексов, связанных с этой темой, и вложил в них около четырех процентов средств, которые GPIF размещала в акциях — всего около трех с половиной триллионов йен (примерно тридцать два миллиарда долларов США) . Он позаботился и о том, чтобы методика их разработки была полностью открыта. Это было необычно. Хиро отметил следующее:

Если думать более традиционно… и считать, что я должен победить рынок, нам не следует просить создателей [индексов] раскрыть свою методику. Тем не менее, мы потребовали их обнародовать, потому что стремились улучшить рынок, а не обыграть его. Компании, которые не были включены в эти индексы, смогут посмотреть критерии отбора и узнать, как улучшить позиции по ESG. Мы обязали создателей индексов сотрудничать с компаниями и сообщать об их успехах. По их сведениям, после появления индексов число запросов из Японии резко выросло.

Хиро изменил восприятие японскими инвесторами и предприятиями потенциала общей ценности и значения вложений в социальные и экологические вопросы. С 2015 по 2018 год ESG стали упоминать в прессе более чем в восемь раз чаще . Среди крупных и средних компаний, соответственно, восемьдесят и шестьдесят процентов утверждали, что повышенное внимание к ESG увеличило их осведомленность об этих факторах и привела к реальным изменениям . Почти половина японских розничных инвесторов признавала, что ESG нужно учитывать при принятии инвестиционных решений. За последние два года процент японских финансовых активов, направленных в устойчивые инвестиции, поднялся с трех до двадцати .

Конечно, еще многое предстоит сделать, но первые успехи Хиро очень воодушевляют. Широкое распространение существенных и сопоставимых параметров ESG меняет правила игры и может помочь инвесторам гораздо полнее понять связь между инвестициями компании в социальные и экологические вопросы и ее доходами, как в случае JetBlue, или доходностью портфеля в целом, как в случае GPIF. В то же время одних параметров ESG пока явно недостаточно, чтобы решить проблему краткосрочности. Многие из них по-прежнему сложно составлять, они редко бывают сопоставимы у разных фирм и зачастую сложно поддаются проверке, и даже самые продуманные не могут уловить весь спектр полезных нефинансовых факторов, способных улучшить результаты деятельности.

Разработка популярных стандартных параметров, которые можно будет встроить в финансовую отчетность, займет определенное время. Более того, даже лучшими в мире ESG-факторами сложно будет убедительно объяснить важность некоторых неосязаемых инвестиций, благодаря которым преуспевают движимые смыслом фирмы. Мой рассказ о SASB показывает, что в этой области ведутся активные исследования, и в будущем все вполне может измениться. Тем временем, однако, стоит рассмотреть некоторые другие имеющиеся способы привлечения средств в долгосрочные проекты.

Одна из таких возможностей — вообще отказаться от публичных рынков капитала. Семейные фирмы, например, находятся в идеальной ситуации, чтобы сосредоточиться на создании долгосрочных ценностей, и пример Tata и Mars — компаний из числа самых целеустремленных в мире — это подтверждает. В пользу этого тезиса есть определенные доказательства, однако результаты таких фирм сильно разнятся, и надо заметить, что многие специалисты по экономике развития считают необходимость полагаться на семейные компании фактором, подавляющим экономический рост в странах, где еще не сложились пользующиеся всеобщим доверием публичные рынки капитала .

Другой источник сознательных долгосрочных вложений — фонды прямых инвестиций, но и здесь данные неоднозначны. Видимо, они опережают публичные рынки по эффективности, но, насколько мне известно, систематические доказательства большего внимания к долгосрочным проектам отсутствуют .

Также можно обратиться к инвесторам-единомышленникам, разделяющим высокие цели компании и ее ориентированность на большие сроки. К сожалению, их пока не очень много, хотя ситуация постепенно меняется, и фирмы, в которые они инвестируют, вполне способны выстоять перед лицом традиционных конкурентов.

Так называемые импакт-инвесторы — это в финансовом мире нечто вроде движимых смыслом фирм вроде Unilever и King Arthurs Flour. Они стремятся получить солидный доход, однако главная задача — изменить жизнь к лучшему, а не максимизировать прибыли. В эту группу входят не только подразделения благотворительных фондов, например, Фонда Билла и Мелинды Гейтс и Omidyar Network, но и состоятельные люди и семьи, фонды прямых инвестиций и даже ряд институциональных инвесторов. Рейнир Индал, партнер фонда частных инвестиций, профинансировавший приобретение Norsk Gjenvinning и ставший одним из самых горячих сподвижников Эрика Осмундсена в его радикальных реформах, теперь возглавляет Summa Equity. На сайте этого фонда прямых инвестиций с гордостью провозглашается: «Мы инвестируем в решение глобальных вызовов».