же приятно. Я чувствую какое-то странное волнение в груди и сильное желание слиться с ним воедино всей душой, подарить тепло и ласку. Совсем другие ощущения, отличные от тех, что я с ним испытывала раньше. До этого была, страсть, жгучее желание, секс. Сейчас же хотелось вот так стоять и вместе смотреть в вечность, нежно касаясь друг друга. «И что это? Чёрт…» — вздыхаю я, а душа поёт, рвётся к нему, стремится слиться с ним. «Чувствует ли он тоже самое? Вряд ли», — грустно вздыхаю я, так чтобы он не заметил.

Даня отрывается от моих губ и крепче прижимает меня обеими руками к груди, прижавшись щекой к моим волосам. От его куртки приятно пахнет кожей и тонким ароматом мужского одеколона. Я прислоняю ладонь к его щеке и провожу по легкой вечерней щетине, потом легко касаюсь пальцами его губ, которые в ответ целуют подушечки моих пальцев и растягиваются в нежной улыбке. Мне ужасно хочется, чтобы эти губы покрыли моё тело нежными поцелуями и от этой мысли я возбуждаюсь.

— Поедем к тебе, — шепчу я.

* * *

В этот раз наш секс чувственен, нежен и нетороплив. Мы словно качаемся на волнах, медленно растягивая удовольствие и даря друг другу нежность. Меняю положение, поднявшись и поджав колени под себя, обхватываю Данины плечи и смотрю на него сверху, приподнимаясь и опускаясь в плавном неторопливом ритме. Ловлю в его глазах восторг и нежность. Он рукой гладит меня по щеке и притягивает к губам. Мы медленно целуемся, глубоко и чувственно изучая языками друг друга. Я облизываю его нос, и целую глаза. На лице Дани расплывается блаженная улыбка и он крепче сжимает руками мою талию чуть ускоряя темп.

Восхитительные ощущения. Я словно плыву по волнам удовольствия, пронизывающего всё моё тело, и испытываю неповторимые эмоции. Мне даже кажется, что сердце сейчас разорвётся от них, потому что не в силах уже сдерживать. Со мной такое было впервые. Мне так хорошо, но не хочется кричать или смеяться, а хочется плакать. Я поначалу даже пугаюсь, потому что никогда не испытывала ничего подобного. Наше дыхание и стоны учащаются, и мы одновременно достигаем кульминации. Даня прижимает мои бедра к своим, и мы в унисон издаём стоны экстаза. Я словно получаю бешеную дозу окситоцина, эндорфина и всех гормонов сразу, от которых тело моё становится невесомым и вот-вот взлетит. Крепко прижавшись к Дане, закрываю глаза и чувствую, как слеза падает с моих ресниц на его щёку. Он сначала удивлённо смотрит на меня, но потом, улыбнувшись и взяв ладонями моё лицо, нежно целует и губами снимает солёные слезинки с моих ресниц.

— Я буду сильно скучать без тебя, — говорит он и уткнувшись в изгиб шеи шумно вдыхает.

— Я тоже, — шепчу в ответ, запустив пальцы в его волосы, откидываю его голову назад и нежно целую.

Мы сидим, тесно сплетаясь телами и молчим, боясь разъять объятия. Наверное, в такой момент и говорят «плакать от счастья». «Это всё гормоны…»— понимаю, что я сильно привязалась к нему и мне теперь сложно будет его отпустить. Я на мгновение задумываюсь об этом, но своими поцелуями и ласками Даня снова заставляет меня выбросить из головы все умные мысли. «Он когда-нибудь устаёт? Каждую встречу мы повторяем это два раза минимум».

Далеко за полночь я выхожу из душа и начинаю одеваться. Надеваю кожаные брюки, когда Даня заходит в спальню и, грустно посмотрев на меня, говорит:

— Опять убегаешь, Золушка.

— Мне завтра на работу.

— Если бы ты переехала ко мне, то эта проблема отпала.

— Даня, я уже говорила, что не буду переезжать.

— Но почему?

Я скидываю его рубашку и надеваю бельё и кофточку. Подхожу к нему и поцеловав спрашиваю:

— В качестве кого я должна переехать?

— Любимой женщины.

— Разве для этого обязательно нужно съезжаться? Я хочу иметь своё пространство и свободу.

— Не понял. Ты не хочешь серьёзных отношений?

— А что ты под этим понимаешь, дорогой? — улыбаюсь я.

Он задумывается, глядя на меня, а я продолжаю:

— Для меня серьёзные отношения — это семья, совместный домашний очаг, воспитание детей и всё что с этим связано, — я серьёзно смотрю на него. — Совместное проживание — это не серьёзные отношения, это удобство пользования друг другом. Так что, извини, — я прижимаю ладонь к его щеке, — но если и блудить, то лучше так, не обрастая бытом, ссорами из-за неубранных носков и крошек на столе, а поддерживая огонь желания до следующей встречи.

— Блудить? — удивляется Даня.

— Да, — пожимаю я плечами. — Нормальное, старинное, русское слово, обозначающее прелюбодейство, безбрачное сожитие, половое распутство, в том числе и то, чем мы с тобой занимаемся — сексом вне брака, — смеюсь я. — Я не считаю это чем-то плохим, но это факт, который я признаю.

— А ты моралистка, — смеётся он, обнимая меня.

— Если бы я была моралисткой, меня бы сейчас здесь не было, — говорю я, посмотрев ему в глаза, но потом серьёзно добавляю — Но сожительствовать я не буду никогда. Эта тема закрыта. Я обнимаю его и страстно целую. Даниил сжимает меня руками и нехотя отпускает, проводив до такси.

* * *

Я достаю томик Алексея Толстого с полки нашей семейной библиотеки, которую собирал мой дед и которая занимает все три стены большого дедовского кабинета. Его профессорская квартира с высокими потолками, гостиной, кабинетом и тремя спальнями, досталась маме по наследству. Дедушки не стало, когда Ольке было пятнадцать, а мне почти двенадцать лет. В квартире делался ремонт, но в кабинете всё оставалось также как при нём. Старый деревянный стол, удобное мягкое кожаное кресло, старые фото и даже пресс-папье и письменные принадлежности оставались нетронутыми. Открываю книгу и достаю старую цветную фотографию, которая в ней спрятана. Сажусь в кресло у стола и задумываюсь. С фото на меня смотрит счастливая молодая семейная пара с маленькой дочкой у папы на руках. Папа улыбается и держит двухгодовалую Ольку одной рукой, а второй обнимает за плечо маму. У него мужественное лицо с ямочкой на подбородке, такие же, как у меня каштановые густые волосы и серые глаза с пушистыми ресницами. Я провожу пальцами по его изображению и слёзы наворачиваются мне на глаза.

Сегодня воскресенье. Завтра Оля с Даниилом возвращаются из Берлина. Я немного затосковала и уже второй день всё время думаю об отце. «Может, всё-таки решиться и увидеть его», — но я не понимаю, что мне это даст. Ведь он без сознания, он меня не увидит, и даже