— Коньки откидывает, а он о кинокамере печется, чудик! Да плевать на нее слюной! — вдруг прорвало молчавшего Степана. — Хрен с ней! С камерой! Дай бог, самому живым выбраться из передряги! Конфуция чуть гранатой не накрыло. Оглох мужик. Ждали нас, подлюки!

— Засаду у моста устроили. Но не на тех напали! Черта им лысого! Дали им жару. Не будут больше по горам рыскать. Отбегались шакалы.

— Потери есть? — тихо спросил Тимохин.

— Где ты видел, чтобы без потерь обошлось? Гошу осколком в ногу долбануло. Теперь без сапера остались. Да, Митрофанову бок зацепило, по ребрам ковырнула зараза! Считай, в рубашке родился! Весь в кровище. Завалился, как засучит ногами. Думали, все хана! Ан нет, гляжу, матерится по-черному, сучий хвост, яростным огнем огрызается.

— Хотели «бортом» отправить, куда там. Уперся как баран. После Афгана никакими коврижками его на «вертушку» не заманишь. Под Баграмом чудом уцелел, духи стингером завалили «МИ-8», на котором раненых эвакуировали. Рухнул горящий вертолет на склон горы, хорошо вскользь прошел. Повезло. Из двадцати трех восемь в живых остались. И он среди них. С тех пор авиацию на дух не переносит.

— Матвеича жалко! Распоследние твари мы! На халяву ящик водки у него выжрали, а мужика не уберегли.

— На кой ляд его с собой взяли? Сидел бы на базе.

— Да еще ваш Дудаков, мудак, обложил его по первое число. Налил шары, козел! На ногах не стоит, а туда же! Какая муха его вчера укусила? Взбрендил вояка совсем!

— Накануне с «батей» он крепко поцапался. Сафронов ему задал трепку, — сказал Тимохин. — Думали, от него мокрого места не останется. Дмитрич как вареный рак из палатки вылетел. «Кафар» у него вчера жуткий был. Надрался у вас до чертиков. Видно, хватил через край. Совсем лыка не вязал, когда от вас вышли. Еле доволок его до койки. Сейчас как выжатый лимон. Жутко страдает. Злющий как бобик. Кроет всех, на чем свет стоит. Не знаешь, с какого края и подступиться.

— Вишь, еще одним «агаэсом» разжились. Трофей. Квазимодо с Виталием группу «чехов» накрыли, зажали в развалинах и забросали гранатами. К аллаху отправили пятерых правоверных. Арабов среди них до хера. Из Ливана. Один с видеокамерой был, все на кассету снимал. Жаль разнесло на куски. Операцию задумали псы Бараева, конечно, классную. И поезд грохнули, и засаду устроили. Но пенку дали братья-мусульмане, не ожидали от нас такой наглости, такой прыти. Мы, как только подъехали, сразу сходу атаковали их, чего они, естественно, не ожидали. Перебздели «казбичи», замельтешили, «очко» видно заиграло. В бою все решают секунды. Тут или пан, или пропал. Другого не дано. До нас они здорово потрепали пензенский ОМОН с «вэвэшниками». Загнали братков в глубокий кювет с ледяною водой и долбили по ним.

— Аргун, я вам скажу — это полная жопа, настоящее осиное гнездо, — сплюнул Тимохин. — Боевики, говорят, там средь бела дня по улицам с оружием шастают. А уж ночью, что творится, можно себе представить.

— Вот, разгрузку «пионер» надыбал. С араба убитого снял. На, держи! Никонову Паше передашь. Подарок. Должок был за мной. Если б не он, не чирикал бы сейчас с тобой. Снайпершу он на прошлой неделе поперек туловища очередью из своего ПКМа срезал, когда она меня пасла, сучка.

— Андрей, а Дудакову так и передай, Матвеич пулю словил, симпозиум отменяется!

— Вы с Караем зайдите с той стороны, а мы пока тряхнем эти хаты! — капитан Дудаков кивнул на крайние дома и школу. Группа «собровцев» под командованием старшего лейтенанта Тимохина, усиленная пятью «срочниками», свернула в проулок. Впереди бойцов, обнюхивая и неустанно метя заборы и кусты, бежал и помахивал пушистым хвостом неутомимый Карай. Иногда он подолгу задерживался, привлеченный каким-нибудь запахом. И Витальке Приданцеву приходилось, матерясь, на чем свет стоит, силой оттаскивать кобеля от очередного столба или забора.

Другая группа с Дудаковым гурьбой направилась в сторону школы. Их было восемь. Четверо матерых СОБРов и трое «вэвэшников» со своим капитаном. Капитан Дудаков, тяжело вздыхая, часто прикладывался к фляжке с водой: после вчерашнего «симпозиума» неимоверно трещала голова, и пересохло в горле. Настроение у капитана было поганное: четвертый день коту под хвост, никаких результатов. Только обнаружили пяток фугасов на местном кладбище за покосившейся плитой с арабскими вензелями да двух подозрительных парней без документов задержали. На прошлой неделе было намного веселее: накрыли подпольный цех по производству гранатометов и автоматов «Борз» и несколько заводиков по переработке нефти, которые заминировали и рванули; после чего, те несколько дней чадили как горящие в море танкеры. Мрачный Дудаков вновь глотнул из фляжки. Рядом с ним бодро вышагивал квадратный как шкаф, «волкодав» из Екатеринбурга, лейтенант Исаев и, молча, смолил сигарету. Сбоку от него ковылял, прихрамывая и громыхая здоровенными сапожищами худой, высокий как жердь, Димка-кинолог. Перед ним на длинном поводке моталась из стороны в сторону черная спина суки Гоби. Под ногами в выбоинах и замерзших лужах похрустывал белой паутиной с разводами тонкий ледок.

— Алексей Дмитрич, ты чего такой смурной? Трубы горят? Головка, поди, бо-бо? — нарушил молчание старший прапорщик Стефаныч.

— Заткнись, ментура! — огрызнулся мрачный Дудаков.

— Говорил тебе Карасик, не мешай спирт с местным пойлом!

— Могли бы удержать!

— Тебя, мастодонта, пожалуй, удержишь. Чуть, что, так сразу в морду или лапать пушку! Был у нас до тебя майор Харчев, ты знаешь этого хорька! Скажу тебе, такого мудака, я, отродясь, еще не видывал! Пока Зандак блокировали, этот шакал все время безвылазно в палатке спиртягу жрал, а потом как с цепи сорвался! В один прекрасный день вылез на божий свет, морда опухшая, зенки залиты, никого не узнает. Мотался по позиции, орал благим матом, размахивал дубинкой, на которой слово «устав» вырезано. Того и гляди хряснет вдоль спины или по черепушке огреет. И надо же было такому случиться, наткнулся он на окоп с АГСом. Вцепился своими здоровенными клешнями в АГС и давай «вачкать» в сторону села, а заодно по баньке разведчиков. Всю в пух и прах раздолбал! Так и пришлось к койке наручниками приковывать, пока не прочухался!

— Эх, бабу бы! — промычал, широко зевая, Димка, почесывая подбежавшую овчарку за ушами.

— Сиську тебе, паря, а не бабу, — беззлобно огрызнулся ««собровец»» Савельев, щелчком отправляя «бычок» в кусты.

— Молоко на губах еще не обсохло! Маненький ешо!

— Женилка, поди, еще не выросла! — хохотнул кто-то сзади.

— Это тебе не компот да варенье п…здить из погребов у «вахов», — отозвался нравоучительно Стефаныч.

— Ты, Митрий, как в армию-то умудрился загреметь? У тебя ведь одна нога короче другой на пять сантиметров! Таких не берут! Куда только комиссия в военкомате смотрела?

— Какая комиссия, бля? Эти болваны и безногого забреют, лишь бы план по пушечному мясу выполнить!

— Армия у нас рабоче-крестьянская! Отмазали, наверное, сынка какого-нибудь чиновника или нового русского, а наш Митяй теперь лямку тянет, за себя и за того парня! — возмутился Стефаныч.