— Знаешь, что паршивее всего, а? Всего через несколько минут после… после того, что было, ты набросился на Джастина Дугана с кулаками, да еще и наркоту у тебя нашли!

Луис отступает на шаг, в отчаянии запускает руку в волосы.

— Да, это было очень неприятно… А знаешь, что еще паршивее?

— И что же?

— То, что ты так отчаянно веришь во все гадости, которые обо мне говорят. Сторонника презумпции невиновности из тебя точно не выйдет.

— Мистер Фуэнтес, — обращается к нему миссис Питерсон, — хватит болтать. Вы разве не видите, что раковина нужна не только вам? Очередь уже выстроилась!

Луис смотрит прямо в глаза химичке и говорит:

— Знаете, миссис Пи, на самом деле я плевать на это хотел.

Я БОЛЬШЕ НЕ ДЕРГАЮСЬ из-за выговоров — похоже, оставаться на час после уроков входит у меня в привычку, а раз так, надо с этим смириться. Вообще-то предыдущее наказание даже принесло пользу — я сделал часть домашки. Но проблема в том, что некоторые учителя, объявляя выговор, настаивают, чтобы ученик отрабатывал его не в столовой с остальными провинившимися, а у них в классе после уроков.

Поэтому я сижу сейчас на своем обычном месте в классе химии. Достаю домашку и собираюсь уже углубиться в матанализ, но понимаю, что надо мной нависла миссис Питерсон.

Поднимаю на нее глаза. Она смеривает меня злющим-злющим взглядом — я бы рассмеялся, если бы не опасался, что за это мне влепят очередной выговор.

— Здрасте, — говорю я.

— Здоровались уже. Что с тобой творится, Луис? — Она скрещивает руки на груди, и я практически кожей ощущаю гнев Надин Питерсон. Он грозит смести меня, как торнадо. — Ты прекрасно знаешь, что брань в моем классе запрещена. И знаешь, что устраивать личные разборки посреди урока — тоже совершенно неприемлемо.

— У меня сегодня паршивый день.

— Глядя на боевую раскраску твоего лица, могу сказать, что и выходные у тебя были так себе. Хочешь об этом поговорить? — спрашивает она и садится на стул Дерека, склонясь над лабораторным столом. Не могу отделаться от ощущения, что миссис Питерсон основательно тут устроилась и с места не сдвинется, пока я не исповедаюсь.

— Не особо.

— Ладно, не говори. Говорить буду я, а ты можешь пока послушать.

Поднимаю вверх ладонь, перебивая ее:

— Может, вам лучше поберечь силы?

— Я руководствуюсь принципом, что Фуэнтесам лекций мало не бывает. Спроси брата, он тебе растолкует мою философию. Знаешь, так случается: ты следуешь по великому пути и вдруг подходишь к развилке. Иногда ты выбираешь пойти прямо, и тогда все хорошо и замечательно. Но иногда другие тропинки кажутся тебе интереснее, и ты решаешь свернуть туда и все поменять в жизни.

— И к чему это иносказание?

— К тому, что не нужно сворачивать с пути и менять свою жизнь, Луис. Я знаю твою семью еще с тех времен, когда тебе было одиннадцать. Ты умный, как Алекс, у тебя есть напористость и энергия, как у Карлоса, а еще — мальчишеское обаяние, благодаря которому ты буквально влюбляешь в себя людей, Луис. Но ты можешь лишиться всего этого, вот так, — она щелкает пальцами.

— Иногда нет выбора, по какой тропинке пойти. Порой приходится подчиняться чужой силе, — отвечаю я.

Миссис Питерсон вздыхает.

— Я знаю, это нелегко. Алекс начал с совершенно разрушительного пути, но каким-то образом сумел выправиться. Ты тоже сможешь, уверена. — Она грозит мне пальцем — возвращается к своей привычной роли суровой училки. — И если ты снова будешь ругаться на моем уроке, я тебя лично отволоку к Агирре в кабинет.

— Вы же не такая злая, какой пытаетесь казаться, — говорю я. — В вашей политике нулевой терпимости очень много пробелов.

Химичка фыркает и встает со стула.

— Это все беременность. Вот рожу наконец ребенка и вернусь в школу еще злее, чем когда-либо.

— Жду с нетерпением, — саркастично замечаю я.

Отработав наказание, еду в «Брикстоун».

— Ты опоздал, — морщится Фрэн, когда я прохожу мимо нее в вестибюле клуба.

— Знаю. Училка химии заставила остаться после уроков. Это больше не повторится.

— Надеюсь, что так. Я не потерплю сотрудников, которые не уважают свое и чужое время. — Она щурится и шагает ближе. — Что у тебя с лицом?

О черт. Можно было бы соврать и сказать, что я, типа, упал с лестницы, но сомневаюсь, что мне поверят. А значит, придется признаваться.

— Я подрался.

Фрэн манит меня за собой и ведет в свой кабинет.

— Присаживайся, — велит она, указывая на кресло для посетителей. Потом складывает руки на столешнице и наклоняется ко мне. — За свою карьеру я наняла и уволила гораздо больше сотрудников, чем мне бы хотелось. Я знаю, что ты здесь новичок, но сегодня ты мало того что опоздал, так еще и явился с синяками на лице. Моим гостям вряд ли захочется, чтобы их обслуживал малолетний правонарушитель. Таких, как ты, я уже видела не раз, и никто из них не смог выкарабкаться — они катились по наклонной, и все становилось только хуже. Я давала им шанс за шансом, но в конечном счете, признáюсь, это ни разу не сработало. Хотелось бы сегодня не огорчать тебя, но инстинкты говорят мне, что нам придется расстаться.

— У меня была плохая неделя. Дайте мне, пожалуйста, еще один шанс, — прошу я, но Фрэн Ремингтон уже встала и идет к двери.

— Мне жаль, что так получилось. Чек на зарплату пришлю почтой. — Фрэн смотрит на часы, намекая, что мое время истекло. — И желаю тебе всего наилучшего в будущих начинаниях. Билл! — кричит она. — Мистер Фуэнтес больше у нас не работает. Пожалуйста, проводите его к выходу из клуба.

Сначала она меня увольняет, а теперь еще и вышибалу зовет, чтобы вышвырнуть пинком под зад. Мало тебе синяков? Вот, получай еще и оскорбление.

Иду следом за Биллом к двери.

— Не в тебе дело, — говорит он, когда я снимаю бейджик со своим именем и сажусь в маленький автомобильчик здешней охраны, также известный как гольф-карт. — Просто у нас уже случались неприятности с бывшими сотрудниками, когда после увольнения они оставались в клубе и устраивали тут погром.

— Без проблем, Билл. Ты просто делаешь свою работ у.

После того как меня с таким пафосом препровождают из «Брикстоуна», решаю пойти домой и не спеша все обдумать. Как, черт возьми, я теперь объясню mi’amá, что меня уволили? Как будто мало того, что она не разговаривает со мной — с субботы, когда забрала меня из полиции. Ага, а еще, если вспомнить, Чуи сказал, что я уже в «Мексиканской крови», Никки думает, что я торгую наркотой, Питерсон торчит над душой, коп подбивает клинья к mi’amá, а вот теперь до кучи меня уволили.

Адова неделька получается.