— Что скажешь?

Марго неопределенно пожала плечами. Это был максимум того, что она могла на настоящий момент изобразить. Желудок выделывал умопомрачительные кульбиты, словно хотел выпрыгнуть и заскакать по столу, как лягушка. Ей стоило гигантских усилий удержать его на подобающем месте.

— Налейте девушке чаю, — криво усмехнулась Варвара. — Не видите, что ли, как мучается.

Перед Марго тут же очутилась кружка с дымящимся чаем. От одного запаха ей стало лучше. Она отхлебнула огненный терпкий напиток и мысленно поклялась себе никогда больше не увлекаться шампанским. Не стоит оно таких мучений.

— Газеты-то читала? — Варвара зашуршала страницами. — Да ладно, не старайся, какой из тебя сейчас читатель. Несчастная жертва славы.

Марго слабо улыбнулась. Вот она, обратная сторона эйфории. Вчера все наперебой доказывали ей, что вся коллекция не стоит и одной штанины ее брюк, восторгались и искренне пели дифирамбы, а так как публика была подкованная, трудно было усомниться в их оценке.

Вчера, когда они все вместе выходили из «Метрополя», журналисты чуть не растерзали ее, окружили плотным кольцом, засыпали вопросами, все просили повторить последнюю позу и щелкали, и щелками фотоаппаратами. Наконец Володя не выдержал, заслонил ее собой и повел сквозь толпу. Еле вырвались..

Вечером самые близкие друзья собрались у них на Малой Дмитровке. У Марго голова шла кругом от поздравлений и звучных тостов. Ирина дулась. На нее никто не обращал внимания.

На шум заглянул Иван.Суржанский. Он тоже был на показе вместе с Татьяной. Подсел к Марго, посмотрел так, словно видел впервые.

— Ох и всыплют они вам завтра, как Бог свят всыплют. — Он не стал уточнять, какие такие «они». — Очень вы мне Зиночку напомнили. Гиппиус. Знавал я ее в Петербурге, еще до войны. Обворожительная была женщина. Истинная Цирцея. Как и та, превращала мужчин в свиней. Правда, они не очень-то и сопротивлялись.

И на этом загадочном высказывании прервался, присоединившись к всеобщему веселью.

Марго повернулась к Володе. Он весь вечер не отходил от нее, глаза так и сияли гордостью. Приятно было видеть, как он восхищается ею. Марго благодарно улыбнулась ему и прижалась щекой к плечу.

— А эта твоя Варвара — смелая женщина, — шепнул он ей на ухо. — Ничего не боится.

Марго так и не уточнила тогда, чего, собственно, Варваре следует бояться, а теперь, вспомнив эту его фразу, потянулась к газетам.

Ни одна не обошла вниманием вчерашний показ. Чего там только не было. Особенно изощрялись «Правда» и «Труд». После короткой, в целом положительной оценки всей коллекции, особенно производственной одежды, они яростно обрушивались на Марго и ее злосчастный костюм. «Вопиющая вульгарность». «Торжество мелкобуржуазной пошлости». «Чудовищный образчик дурного тона». «Эта дамочка нагло насмехается над всеми трудящимися женщинами России». «И в кошмарном сне не приснится, что ткачиха или какая-то другая фабричная работница после смены обрядится в эти попугайские тряпки и пойдет по Тверской, сжимая тросточку в честных мозолистых руках».

Марго не смогла читать дальше. Смех душил ее. Она подняла на Варвару влажные от слез глаза и, давясь, проговорила:

— Воля твоя, не могу больше. Не могли они писать это серьезно. «Тросточка в честных мозолистых руках». Каково?

— Не понимаю, что ты так веселишься. — Голос Варвары звучал сухо и отчужденно, словно ей враз изменило чувство юмора. — Приговор короткий и ясный: это не наша мода. И они правы.

Марго изумленно уставилась на нее. Она ослышалась или как?

— Варвара, но ты же сама говорила, что нельзя делать одежду только для рабочих. Другие стили тоже имеют право на существование, да и рабочие бывают разные. Может, кому-нибудь и захочется после смены пройтись с тросточкой по Тверской.

— Далась тебе эта тросточка, — простонала Варвара. — Твоя, кстати, была идея.

— Но тебе же понравилось, — возразила Марго. — А теперь они пишут так, будто весь костюм целиком мой и я тебя, как бес, попутала.

Сказала и не поверила своим глазам. Жесткая, властная, всегда уверенная в себе Варвара покраснела и потупилась. Она, не отрывая глаз, смотрела на свои руки, и казалось, ничего более интересного на свете больше нет.

— Ты сама подала им эту мысль? Варвара покачала головой:

— Нет.

— Но ты не стала их разубеждать?

— Да, не стала. — Голос ее качнулся, потом вдруг вырос и окреп: — Не стала. А чего бы ты хотела? Чтобы мастерские закрыли?

— Кто же их закроет? Не те теперь времена. «Боится, — поняла Марго. — За свою репутацию боится.

Самолюбие художника. Гордыня. Смертный грех». Марго встала и, натягивая перчатки, направилась к выходу.

— Подожди, Марго, куда ты? — остановил ее голос Варвары. — Я вовсе не хочу, чтобы ты так уходила. Скандал уляжется, и мы еще поработаем вместе. Будем делать новую, истинно народную коллекцию, без всех этих декадентских выкрутасов. У меня уже есть некоторые идеи. Вот, посмотри. Эскизы для тканей.

Она выложила перед ней на стол несколько листов. Марго нехотя подошла. На одном красовался рисунок трактора, на другом — здание завода с трубой.

— Очень натурально. Не хватает только дыма.

— Не язви. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Отвлекись. По-моему, очень современно.

— На мой взгляд, даже слишком. Может, ты и найдешь кого-нибудь, кто захочет это носить, но только не я. Судя по всему, мне вообще здесь больше нечего делать.

Марго быстро шла по Садовой, почти бежала. Запоздалые слезы обиды душили ее. Глупо, глупо все закончилось. А как хорошо начиналось. Надежды, радость творчества, союз единомышленников. И все это распалось, как карточный домик, при первом же столкновении с действительностью.

Марго всей кожей ощущала сочувственные, слегка отчужденные и холодноватые взгляды недавних товарищей. Что бы они ни чувствовали в тот момент, никто не нашел в себе достаточно смелости, чтобы поднять голос в ее защиту. А ей и не нужна защита, не нужно сочувствие. Она опять начнет все сначала. Не в первый раз. И сил у нее хватит.

Домой, домой, скорее. Там Володя, там чисто и светло и нет места малодушию и предательству. Марго влетела в парадное и, нащупав в кармане ключ, закопошилась у двери. От пережитого волнения руки противно дрожали. Ключ никак не хотел попадать в замок.

Впопыхах она не заметила, как хлопнула вторично парадная дверь, не услышала приглушенные шаги по лестнице. Внезапно чья-то рука обхватила ее сзади за горло, широкая ладонь плотно зажала рот. Марго отчаянно забилась, пытаясь вырваться, но державший ее лишь усилил хватку. Что-то влажное облепило ей лицо, сладковатый тошнотворный запах забил ноздри. Перед глазами поплыло, извиваясь, черное, страшное. Все тело обмякло, темнота окутала ее.

— Владимир Николаевич, Дмитрий Антипович просил вас зайти.