Повернувшись к жене, Хантер произнес ровным голосом:

– Я бы с радостью остался и провел с тобой и эту ночь, и все остальные. Но хочу предупредить, дорогая: если я останусь, то мне будет мало просто лежать подле тебя.

Некоторое время Кэтлин молча смотрела на мужа, потом тихо ответила:

– Прости, Хантер, но я…

Хантер быстро отвернулся, не желая, чтобы она прочла в его взгляде боль, и вышел из комнаты.

Гибель Луи и Абигайль Борегар круто изменила жизнь Кэтлин, да и всех обитателей Сан-Суси. Однако Александеры были далеко не единственным семейством на Юге, чья жизнь претерпевала драматические изменения. Осенью 1859 года, холодным октябрьским вечером, небольшая группа аболиционистов совершила налет на арсенал в Харперс-Ферри, штат Виргиния, пытаясь поднять рабов на восстание против их хозяев. После этого происшествия напряженность, давно существовавшая в отношениях между Севером и Югом, возросла еще более. Кэтлин повсюду слышала разговоры о войне. Сильная рука порой не помешала бы и рабам, трудившимся на полях плантации Сан-Суси, но Хантер, который теперь управлял плантацией вместо покойного Луи Борегара, никогда не повышал голос ни на кого, включая рабов, – он давно считал, что негры должны быть свободными людьми.

Хантер был прекрасным врачом, но бизнесмена из него не получилось. После гибели родителей прошло лишь несколько месяцев, а Кэтлин уже стала замечать изменения, происходящие в их большом поместье. Не слишком интересуясь ходом дел на плантации, Хантер доверил принятие решений управляющему, который, не чувствуя над собой должного контроля, обленился и сам утратил интерес к делам. На решение всех вопросов, касающихся управления хлопковой плантацией, Хантер старался затрачивать как можно меньше времени, чтобы поскорее вернуться к тому, что его действительно интересовало, – к медицине и, в частности, к поискам средства от желтой лихорадки. Количество пациентов у Хантера все росло, вместе с тем росло и количество неоплаченных счетов за лечение – и не только по причине его известной доброты и безотказности, но и потому, что на других плантациях прибыли также снижались.

Кэтлин поняла характер мужа и больше не бранила его за отсутствие деловой сметки. Напротив, с каждым днем она все больше восхищалась его человеческими качествами, кому, как не ей, видеть и понимать его доброту. Кэтлин всегда помнила, как Хантер утешал ее после гибели родителей, как выхаживал, когда она заболела. Если бы не он, она бы не выжила. Была и еще одна подробность, о которой Хантер не догадывался: только глубокое чувство вины из-за ночи, проведенной с Доусоном, мешало Кэтлин снова принять мужа как любовника. После смерти родителей ее терзали угрызения совести, и лишь близость Хантера помогла ей сохранить рассудок. После болезни, когда Хантер спал в ее постели, Кэтлин не раз хотелось повернуться к нему ночью и прошептать: «Займись со мной любовью». Однако ужас от трагедии, вину за которую Кэтлин возлагала на себя, был еще слишком свеж в ее душе – как и свидание с Доусоном, этой трагедии предшествовавшее. Поэтому Кэтлин отослала Хантера, и он больше не возвращался в ее комнату. Ей очень его недоставало – Хантер даже не догадывался, как сильно, – и, казалось, со временем это чувство только усиливалось.

Сейчас Кэтлин была уже не так уверена в чувствах мужа. Каждый вечер Хантер, Скотт и она обедали вместе, а после обеда они вдвоем частенько засиживались в библиотеке, Хантер читал медицинские книги, вместо того чтобы заниматься этим у себя в кабинете, порой они выпивали по рюмке бренди, Хантер закуривал сигару и рассказывал обо всех интересных событиях, которые произошли с ним за день. Довольствуясь обществом друг друга, они редко ходили по вечерам в гости. Зачастую Кэтлин и Хантер вместе читали Скотту книжку на ночь – точнее, вместе сидели в детской, по очереди читая его любимые сказки. Оба одинаково любили Скотти, мальчик крепко связал их между собой. Кэтлин была довольна жизнью, а если Хантера что-то и не устраивало, то внешне он этого никак не показывал.

Так шли дни, недели, месяцы. Кэтлин чувствовала себя все лучше, все меньше думала о трагедии, лишившей ее родителей, все реже вспоминала Доусона и все чаще думала о Хантере. Порой Кэтлин ловила себя на том, что с восхищением смотрит на мужа и думает, как же он хорош собой, или грезит наяву, мечтая о собственном муже. Что происходит? Почему она улыбается, как влюбленная школьница? Что-то изменилось, но Кэтлин не понимала, что именно и почему. Она твердо знала только то, что хочет быть с Хантером и с нетерпением ждет того часа, когда он вернется домой. У Кэтлин вошло в привычку к вечеру, готовясь к возвращению мужа, принимать ванну и переодеваться в одно из лучших платьев. Она стала много времени проводить перед зеркалом, частенько просила Ханну помочь ей уложить волосы.

– Сдается мне, кое-кто сегодня старается выглядеть получше, – бывало, поддразнивала нянька.

– Какая ерунда, Ханна, я просто одеваюсь к обеду, как всегда.

Ханна многозначительно хмыкала.

– Может, оно и так, – говорила она, – но, кажется, кое-кто влюбился в доктора Хантера.

– Ханна, это просто глупо, Хантер – мой муж! – возражала Кэтлин, но не могла сдержать улыбку. Она понимала, что в самом деле все больше влюбляется в собственного мужа.

Зима сменилась весной, весна – летом, снова пришла зима, и Кэтлин вынуждена была признаться себе, что она в конце концов полюбила своего красивого и доброго мужа. Со времени ее болезни он больше не пытался вернуться в ее комнату. Они поменялись ролями, теперь уже Кэтлин хотела Хантера, только сейчас она стала понимать, каково было ее мужу, когда она его отвергала. Кэтлин сама хотела сделать шаг навстречу, но боялась. Что, если он ее отвергнет?

Как-то холодным февральским вечером Кэтлин читала у себя в комнате. В этот вечер они с Хантером засиделись в библиотеке допоздна, потом она еще около часа читала, и сейчас ее клонило в сон. Книга была интересная, Кэтлин не хотелось ее откладывать, но глаза слипались. Зевнув, она с сожалением отложила книгу, потянулась и посмотрела на часы. Второй час ночи – неудивительно, что ей так хочется спать. Кэтлин прошла в гардеробную, разделась, вернулась в спальню и достала из комода ночную рубашку. Но потом она решила перед сном еще раз заглянуть к Скотту. Оставив ночную рубашку на кровати, Кэтлин накинула пеньюар, неплотно перетянула его поясом и вышла в коридор.

Стараясь не разбудить мальчика, она не стала брать с собой лампу, а просто оставила дверь в детскую приоткрытой, чтобы из коридора проникал тусклый свет. Бесшумно ступая на цыпочках по толстому ковру, Кэтлин подошла к кровати сына. Скотти лежал, раскинув руки, одна нога свисала с кровати, одеяло сбилось. Кэтлин с улыбкой вернула ногу на место и поправила одеяло. Уже в коридоре она услышала на лестнице шаги – навстречу ей шел улыбающийся Хантер. Он был тоже босиком, надетая навыпуск рубашка расстегнута на груди, светлые волосы разлохматились, несколько непослушных прядей упало на лоб. Сердце Кэтлин забилось быстрее, она улыбнулась мужу.