Рваная одёжка, синяки и прочие атрибуты не свободных людей. Вот только глаза посверкивают, эти ещё не смирились.

- Да они схизматики, католики проклятые. Никак не хотят принять истинное учение, в церкву ходить отказываются — это объяснение угрюмого бородача не показалось мне вменяемым. Если тебя приневолят и заставят молиться Аллаху, как ты отреагируешь?

Наш разговор с претендентами на место в моей дружине занял пять минут. Переводил Гриша, парни на русском почти не говорят, а я не знаю этот микс из польско-белорусского западного наречия.

Отвечает один из братьев, второй зыркает, посматривая на хозяина. При этом потирает, морщась бочину. Видать батогами отходили.

- Я не буду заставлять вас молиться в церкви, это ваше дело. Но мне нужна верная служба.

Григорий, падла лыбится, переводя меня.

- Да бери, лучших не найдёшь. Если будешь присматривать за ними, то буду у тебя хорошие вои.

Угрюмый заломил за них пятнадцать золотых монет, сторговались на одиннадцати. Дорого однако, я рассчитывал дешевле взять. Например слышал, что молодая наложница пойдёт за пару золотых, а мастеровой пять. Но, мне позарез нужна защита, поэтому согласился.

Стукнули по рукам, и боярин оформил купчую, честь по чести. Теперь я за них отвечаю, в случае чего.

В тот же день мы смотались за город в дальнюю слободу, где обитал тот бедолага, что потерял своё имение. Пока хозяин с холопами сидел на засечной полосе, его имение навестили кочевники. Крестьян угнали, стариков порубили, строения сожгли. Вот он и вернулся на пепелище.

- Да я думаю податься поискать жинку, пацана и двух дочек. А денежки нужны купить припасов в дальнюю дорогу и на выкуп.

С мужиком мы торговались долго, сами холопы – это полбеды. Их вооружение и кони, вот тут пришлось пободаться. Мужик стоял насмерть и я, в конце концов, не стал упираться. Понимаю, для чего ему деньги.

Парни молодые, 25–30 лет, уже понюхавшие пороха. Ещё двое постарше остаются с хозяином. Все конные, оружные. Правда мечи, сабли оставляют желать лучшего, железо немного траченное ржой, но хорошо наточено. Сбруя не новая, но исправная, каждый вооружен саблей или мечом, на поясе ножи. Круглые щиты, сулицы и копья. Кольчужные рубахи и тегиляи защищают корпус.

Ребята производят добротное впечатление, смотрят спокойно, всё понимают, не хотят покидать хозяина, но кто их спрашивает?

Расставшись с увесистым кошелем, я махнул новобранцам рукой.

Всех определил на постой в известном мне постоялом дворе. Вечером мы сидели всей толпой, заняли два стола. Нас пятеро и семь новичков.

Литвинов звали Юргис и Гинтаутас. Я быстро переименовал их в Юрку и Сашку. Первый старший из братьев, оба высокие и светловолосые. Только старшой степеннее, его воинская специальность – разить врагов издалека. Завтра куплю ему лук со всеми прибамбасами. Младший вертлявый, постоянно в движении. Посмотрим, какой из него мечник.

Пятеро новеньких явно объединены общими интер6есами.

Агафон, Ерофей, Трифон, Василий и Лют. Все хорошо действуют в конной рубке, могут и в пешем строю. Лют и Ерофей поглаживают луки и саадаки со стрелами. У Агафона я видел палицу, окованную металлом, Василий откровенный молчун, а вот Трифон интересный товарищ. Мне кажется, что этот невзрачный на вид мужик, ростом не вышел, но почему-то парни, отвечая на мои вопросы посматривают на него. Я заказал на ужин мяса с пирогами и пива. Мужики, не чинясь наворачивали за обе щёки. Промеж делом я прощупывал, кто есть кто. Мне ведь им жизнь предстоит доверить. Литвины помалкивали, они не понимают нашу речь, поэтому Сашка крутит головой, пытаясь нас понять, а вот Юрий степенно уничтожает еду, меланхолично перемалывая челюстями мясные хрящи.

Хорошо, что эти двое не из общей компашки. Значить надо держать их порознь, чтобы не сговорились.

Что интересно, к концу вечера я нашёл с прибалтами общий язык. У меня матушка тридцать пять лет отработала в школе и училище, преподавая немецкий язык. Не сказать, что он для меня был как родной, но объясниться я мог. И неожиданно этого уровня хватило, чтобы неплохо балакать с литвинами.

Разместились на ночь мы на сеновале, уж больно не хотелось спать в тесных клетушках. Хозяин поставил жаровни и мы неплохо выспались. И сразу после завтрака отправились в город, тратить мои деньги. Надо вооружить обоих братьев, прикупить одёжку, уж больно неказисто они были одеты. Удачно приобрёл у бондаря пять бочек для браги. А после обеда заявился, попрощаться с Григорием Ясовичем.

- Не, друже, сегодня остаёшься у меня, а завтра в путь.

Я собственно и не собирался к вечеру выезжать, хотел переспать на постоялом дворе, но отказываться хорошему знакомому не стал, отправил всех на постоялый двор, при себе оставил только Пахомку.

Вот сидит передо мной довольно симпатичный молодой парень. Русая, аккуратно подстриженная бородка, серые глаза. Мощная шея и широкие плечи выдают человека, который не чужд физическим упражнениям. Что мне в Грише нравится, это наличие чувства юмора. Пусть на местный манер, но с ним прикольно поговорить. Он ржёт над моими шутками, никакого чванства. Ведь он урожденный дворянин с весьма влиятельной роднёй, а сам я сомнительный тип, иноземец. А нет между нами напряжения, с Гришей легко и за столом, уверен и в битве он не подведёт.

Но вот не понимаю я бояр с их пренебрежением к смердам. Такое ощущение, что те другие, созданы из другого теста.

Мы сидели и смаковали мою самогонку, вели переговоры по поводу поставок этого зелья северного народа, произведённого из редкой ягоды (ну это я намутил по поводу самогона, чтобы сохранить его секрет). И вдруг Гриша хватанул посудину и метнул ею в кого-то за моей спиной.

Болезненный стон и вижу следующую картинку, молодая девчонка сидит на полу и пытается собрать с пола содержимое кринки. У неё на скуле приличная ссадина и капает кровь. С трудом подавляя всхлипы, слёзы капают ручьём, но она молча пытается навести порядок.

- Вон, пошла. Вали, пёс басурманский – почему эта девка до сих пор в моём доме?

Прибежавший управляющий вытолкал пинками девку и наступила тишина. Григорий также быстро успокоился, - да девка дворовая понесла о конюха. Велел выслать её в деревеньку, не хочу эту паскуду видеть.

И мы продолжили неторопливую беседу, но у меня появился неприятный осадок увиденного. Всё понимаю, но трудно сломать в себе некие принципы. А ещё эту девчонку я видал в доме и раньше. Теперь припоминаю, что в первый же вечер, когда я