litbaza книги онлайнСовременная прозаДядя Зяма - Залман Шнеур

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 69
Перейти на страницу:

Здесь останавливаются извозчики и дают отдых лошадям, а сами зимой согреваются стаканчиком водки, а летом освежаются бутылкой пива. И их шудаки, шкловские купцы и лавочники, подкрепляются пирожками или рубленой печенкой, для чего не надо «мыть руки»[189]… Через Александрию, особенно зимой, когда Днепр замерзает и пароход не ходит, везут товары: те, которые прибыли в Оршу поездом — в Копысь и Шклов, те, которые отправляют шкловские «фабриканты» — в Нижний и Москву. Дядю Зяму и его ящики с пушниной здесь хорошо знают. Он часто проезжает через Александрию: то едет получать присланные по железной дороге сырые шкурки, то отправляет свои красиво выделанные меховые пластины в российскую глубинку. Реб Шахне, теперешний хозяин постоялого двора и шинка, — добрый знакомый дяди Зямы. Его жена Хая не знает, куда и посадить такого дорогого гостя. Предлагает ему самые лучшие зимние шкварки[190]. Лучшие гусиные желудки тоже достаются дяде Зяме.

Сам шинкарь, реб Шахне, хоть и ученый человек и денег у него куры не клюют, а борода и высокий лоб у него, как у раввина, однако же несчастен. У него, бедняги, отнялись ноги. Это горе случилось с ним уже много лет назад. Он тогда в санях возвращался с обрезания. На душе было весело, в голове шумело, потому что на празднике он изрядно принял. И реб Шахне со своей лошадкой заблудился в дремучих лесах между Оршей и Александрией. Поднялась ужасная метель и замела все дороги.

Назавтра его нашли в санях замерзшего до полусмерти. Целый день оттирали снегом и водкой, пока не привели в чувство. Но с тех пор он сделался недужен ногами. Сперва они опухали, потом, ни про кого не будь помянуто, стали сохнуть, сохнуть — и так, пока совсем не отказали. Остался реб Шахне сидеть укутанным в одеяло калекой в большом кресле на колесиках. Зимой и летом он сидит в шинке у буфетной стойки, пока его Хая, настоящая эйшес хайл, занята хозяйством, постояльцами и извозчиками. Особой пользы жене от него нет. Потому что там, где нужно дотянуться до чего-нибудь на расстоянии больше вытянутой руки, реб Шахне беспомощен и сразу же зовет супругу, отрывая ее от работы своим басовитым ворчанием… Со временем у реб Шахне выработался хрипловатый, нудный и пронзительный голос, который разносится по всему дому и двору, и буравит, и нудит: «Хая, Хая!» И опять: «Хая! Хая!»

Эти постоянные оклики совсем не по душе Хае-шинкарке. Она повсюду слышит хриплый голос мужа. У нее уже от этого голоса руки-ноги трясутся. Посоветовавшись с домашним меламедом, который занимается с ее единственным сыном Лейзерке и живет у нее на хлебах, она решила дать реб Шахне колокольчик. Когда жена ему понадобится, он позвонит. И пусть больше никого не зовет через весь дом. Потому что от этих криков ни она, Хая, не может ничего делать, ни меламед не может заниматься с мальчиком. Купили реб Шахне старый медный колокольчик с гвоздиком вместо язычка, чтобы не слишком громко звенел, и наказали, чтобы он больше никого не звал. Хватит уже!

И реб Шахне остался сидеть с медным колокольчиком вместо голоса, скучая и сердясь в тишине. Мало того, что Бог отнял у него ноги, так еще люди, свои же домашние, отняли у него язык… И он стал изливать свою душевную горечь с помощью колокольчика. Вместо того чтобы позвать: «Хая, Хая!», он то и дело звонил в колокольчик. Надо, не надо — звонит. Колокольчик стал посредником, переводчиком между ним и домашними. Реб Шахне с упорством калеки, которому больше нечего делать, звонил как на пожар, брякал колокольчиком как церковь в христианский праздник, не рядом будь помянут. Не помогали ни добрые слова, ни злые.

— Я не могу целый день молчать! — заявлял реб Шахне.

Переубедить его было невозможно.

Хая, эта эйшес хайл, почувствовав, что от звона у нее скоро отвалится голова, врагам бы Израиля такое, забрала у мужа колокольчик и спрятала. Реб Шахне вернулся к прежнему обыкновению, то есть стал звать жену своим ворчливым голосом. Правда, теперь более добродушным.

— Хая, — начинает реб Шахне с улыбочкой, — Хаеле, Хаюткеле, Хаюшинька!

Жена не отвечает. Реб Шахне принимается нудить. Сперва совсем тихо, как бы про себя, но с каждым следующим ласковым прозвищем он становится все нежнее, и каждый раз берет тоном выше:

— Хайкеле! Хаюшинька! Хаюньчик! Хаймулинька! Хайшмулинька!

Не помогает. Хая занята, Хая не слышит. Или прикидывается, что не слышит. Но любовь реб Шахне к жене переливается через край. Он не может сдержаться:

Хайлаткеле! — зовет он ее. — Хайэнтеле! Хаймончинке! Хайпончинке! Хайлялькеле![191]

Не помогает. Хая не отвечает.

Хайкецеле! Хайплецеле! Хайбейгеле! Хайэйгеле![192]Хая! А?!

Самое время замолчать, потому что Хая вбегает с засученными рукавами, и она очень раздражена.

— Чего тебе, злосчастный? Горе ты мое!

Хайголделе![193]— пытается помириться реб Шахне. — Я только хотел…

Но Хая не собирается мириться. Она знает, что муж на ходу придумывает, зачем он ее позвал. И она кричит:

— Ты же никому житья не даешь! Меламед убежит из нашего дома.

Со временем реб Шахне сам убеждается, что меламед и жена отчасти правы. Просто так целый час подряд кричать «Хая, Хая!» не очень-то красиво и не очень «музыкально». И тут реб Шахне в голову приходит совершенно новая идея. А именно: когда ему нужно позвать жену, он начинает вслух читать недельный раздел…

Его недельный раздел состоит при этом всего из одного слова — Хая. Но он варьирует это слово на сотни ладов, со всеми тропами Пятикнижия, так что получается целый недельный раздел, вроде того, что опытный чтец Торы пропевает с бимы в бесмедреше.

Начинать начинает реб Шахне с тихого ворчания, как тот, кто про себя репетирует недельный раздел и не хочет никому мешать.

Хая с махпах пешита[194]и Хая с рвиа, и Хая-Хая-Хая с мерха-типха мунах-аснахта.

Хая не отвечает.

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 69
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?