Я даже не стал защищаться. Она уже решила, кто я такой, и в этот момент я был с ней согласен. Я открыл шкафчик номер двенадцать, чтобы взять сумку. Она выглядела как мешок, раскрытый сверху, и я увидел внутри толстую пачку бумаги.

Это выглядело, как рукопись.

Я изо всех сил старался не смотреть, но мои глаза против воли скользнули по верхней странице.

Дорогой Скотти

Мне хотелось прочесть побольше, но я закрыл сумку, уважая чужую частную жизнь. Идя к выходу, я сказал девочке:

– Кенна заболела. Я отвезу ее домой, но, может, ты вечером зайдешь ее проведать?

Девочка посмотрела на меня в упор. И наконец кивнула.

– Ладно, Дебил.

Мне хотелось рассмеяться, но слишком уж многое мешало этому смеху.

Когда я вернулся к Эми, она сказала:

– Передай ей, что я отметила ее смену, и пускай позвонит мне, если ей что-то понадобится.

У нее не было телефона, но я кивнул.

– Да. Спасибо, Эми.

Когда я вернулся к грузовику, Кенна сидела, скорчившись на переднем сиденье, и смотрела в окно перед собой. Когда я открыл дверь, она вздрогнула. Я поставил сумку между нами, и она забрала ее. Она все еще плакала, но ничего не сказала, и я тоже молчал. Я даже не знал, что сказать. Извини? Ты в порядке? Я придурок?

Я выехал с парковки, но не проехал еще и пары километров, как Кенна вдруг пробормотала что-то вроде «Остановись».

Я взглянул на нее, но она смотрела в окно. Когда я не включил поворотник, она повторила «остановись!». Теперь ее голос прозвучал требовательно.

– Через две минуты ты будешь дома.

Она пнула ногой панель.

– Остановись!

Я больше ничего не стал говорить. Я сделал, что она просила – включил поворотник и остановился на обочине.

Она схватила сумку, выскочила из грузовика и захлопнула дверь. И пошла в сторону своего дома. Когда она опередила грузовик на несколько метров, я включил мотор и медленно поехал вдоль обочины, опустив окно.

– Кенна. Садись обратно в машину.

Она продолжала идти.

– Это ты велел ей уехать! Ты увидел, что я иду, и велел ей уехать! Почему ты так поступаешь со мной? – Я продолжал ехать с той же скоростью, что и она, и она наконец повернулась и посмотрела через окно мне в лицо. – Почему? – повторила она.

Я нажал на тормоз. У меня начали трястись руки. То ли от адреналина, то ли от чувства вины.

А может быть, от злости.

Я остановил машину, потому что Кенна, похоже, была готова к разговору.

– Ты что, всерьез думаешь, что могла бы разговаривать с Грейс посреди парковки продуктового магазина?

– Ну, я пыталась сделать это у нее дома, но мы оба знаем, что из этого вышло.

Я покачал головой. Я имел в виду вовсе не место. Впрочем, я и сам не знаю, что имел в виду. Мне было трудно собраться с мыслями. Мне было неловко, потому что думал, что она может оказаться права. В первый раз она пыталась мирно поговорить с ними, и я тоже помешал ей.

– У них нет сил ни на что, ради чего ты приехала, даже если ты не собираешься забирать ее у них. У них нет сил, чтобы разделить ее с тобой. Они дали Диэм хорошую жизнь, Кенна. Она счастлива и в безопасности. Разве этого мало?

Кенна молчала, затаив дыхание, ее грудь тяжело вздымалась. Она посмотрела на меня, а потом зашла за грузовик, и я не видел ее лицо. Она постояла там, а потом пошла в траву у обочины дороги и просто села на землю. Поджала колени, обхватила их руками и уставилась куда-то в пустое поле.

Я не понимал, что она делает. Может, ей надо было подумать. Я дал ей несколько минут, но она не шевелилась и не вставала, и я наконец вышел из машины.

Подойдя к ней, я не стал ничего говорить. Просто тихо сел с ней рядом.

Машины на дороге и весь остальной мир продолжали двигаться мимо нас, но перед нами было большое пустое поле, и мы оба смотрели вперед и не смотрели друг на друга.

Опустив глаза, она сорвала в траве маленький желтый цветок. Она вертела его в пальцах, и я понял, что просто смотрю на нее. Она сделала глубокий вдох, потом выдохнула и, не глядя на меня, заговорила.

– Другие матери рассказывали мне, как это будет, – сказала она. – Они говорили, что меня возьмут на роды в больницу, а потом у меня будет пара дней с ней. Целых два дня, только она и я. – У нее по щеке сползла слеза. – Не могу передать тебе, как я ждала этих двух дней. Это единственное, что было у меня впереди. Но она родилась преждевременно… Не знаю, знаешь ли ты об этом, но она недоношена. На шесть недель. Ее легкие были… – Кенна шумно выдохнула. – Сразу, как она родилась, ее пришлось перевести в реанимацию, в другую больницу. И я провела эти два дня одна в палате, где меня сторожил вооруженный охранник. А потом, когда два дня прошли, меня отправили обратно в тюрьму. И я так даже и не подержала ее. Никогда даже не взглянула в глаза человеку, которого мы со Скотти произвели на свет.

– Кенна…

– Не надо. Что бы ты ни собирался сказать, не надо. Поверь мне. Я совру, если скажу, что приехала сюда, не имея дурацкой надежды, что, может, они примут меня в свою жизнь и у меня будет в ней какая-то роль. Но я знаю, кому она принадлежит, и была бы благодарна за любую малость. Я была бы так благодарна за то, что наконец вижу ее, даже если бы это было все, что мне позволили. И не важно, что думаете вы с родителями Скотти насчет того, заслужила я это или нет.

Я закрыл глаза, потому что даже слушать ее было больно. А смотреть и видеть муку в ее лице, когда она говорила, было гораздо хуже.

– Ты не представляешь, – сказала она. – Как я им благодарна. Всю беременность мне не нужно было беспокоиться, какие люди станут растить ее. Это те самые люди, что вырастили Скотти, а он был идеальным. – Она пару секунд помолчала, и я открыл глаза. Она посмотрела прямо на меня, покачала головой и добавила: – Леджер, я неплохой человек. – В ее голосе звучало столько сожаления. – Я тут не потому, что думаю, что заслуживаю ее. Мне просто хотелось ее увидеть. Вот и все. Вот и все. – Она вытерла