Маленькая птичка с желтеньким крылом

Примостилась утром под моим окном…

В видессианской армии тоже пели эту песню, знали ее и римляне. Говорили, что она насчитывает пятьдесят два куплета: одни – поэтичные, другие – жестокие, а иные – похабные. Большинство же из них удачно сочетали все три элемента Песня стала затихать, «ГРОЗА КОРСАРОВ» прошла мимо.

Младшие офицеры стояли у двойных рядов весел. На вершине мачты в бочке застыл впередсмотрящий, готовый дать знак в случае опасности. Марк улыбнулся. Если магия Нейпоса внезапно исчезнет, беднягу наверняка хватит удар, подумал трибун, наблюдая за тем, как «флотилия» крадется через пролив под самым носом имперских галер. Наиболее быстроходные корабли были уже у берега, и даже самые медлительные уже обходили галеры Ортайяса. Если повезет, то город Видессос будет слишком ошеломлен видом армии Гавраса, внезапно возникшей под его стенами, чтобы оказать серьезное сопротивление.

– Отличная работа, – горячо сказал он Нейпосу. – Это здорово облегчит нам борьбу с Ортайясом.

Как и все жрецы Фоса, Нейпос давал обет скромности перед тем, как посвятить себя служению богу. Его лицо залилось краской, когда Скаурус так открыто похвалил его.

– Спасибо, – застенчиво сказал Нейпос. Однако он был академиком не в меньшей степени, чем жрецом, и поэтому продолжал: – Этот наш поход позволил мне использовать и проверить на практике новое теоретическое открытие. Конечно, вся академическая работа – труд многих и многих. Просто случайность, что именно мне довелось испробовать ее в деле. Это…

Лицо жреца посерело, он покачнулся. Казалось, чьи-то невидимые пальцы сжимают его горло. Марк и Горгидас бросились к нему на помощь, испуганные тем, что жрец перетрудился и заработал себе апоплексический удар. Но у Нейпоса не было никакого удара. Слезы текли по лицу жреца, исчезая в бороде, руки отчаянно поднимались и делали странные движения, губы не переставая шептали молитвы.

– В чем дело? – рявкнул Гай Филипп. Он ничего не понимал в магии, равно как и в морском деле, но опасность чуял мгновенно. Рука его сжала рукоять меча, но знакомое движение не принесло спокойствия.

– Контрзаклинание! – выдохнул Нейпос в перерыве между быстро повторяемыми словами. Он дрожал, как человек, измученный усталостью или болезнью. – Жестокое заклинание было направлено на меня и на мою работу одновременно. И какое сильное! О, Фос милостивый, кто же из академиков знает его? Я никогда еще не чувствовал такой магической силы – она почти повергла меня.

Закончив свою тираду, Нейпос продолжал шептать заклинания. Опыт и знания жреца были достаточными, чтобы спасти себя, но удержать заклятия, наложенные на корабли Гавраса, он не смог.

Все еще стоящий возле канатов Виридовикс закричал:

– Ох, мы, кажется, попались! Кошка гонится за мышкой!

В пределах видимости Марка было семь галер, включая «ГРОЗУ КОРСАРОВ». Он с любопытством подумал о том, что должны были чувствовать капитаны и матросы Сфранцеза, увидев море полным вражеских судов. Впрочем, что бы они ни почувствовали, реакция их была вовсе не панической, как минуту назад в шутку предполагал трибун. Не мешкая ни мгновения, они атаковали окружившие их маленькие суденышки, и сердце Скауруса упало, когда он увидел остроносую галеру, ринувшуюся на маленькую речную баржу, которая, к его ужасу, была заполнена легионерами. Но капитан галеры сделал серьезную ошибку: вместо того чтобы пробить острым носом баржу и потопить ее, он подошел к ней бортом и, подняв весла, приказал команде сдаться. В своей гордыне он забыл, что хотя баржа и была плохим кораблей, солдаты на ней могли оказаться хорошими. Веревки десятками полетели на галеру, крючья цеплялись за весла, борта, снасти и мачты. На галеру, дико крича, посыпались легионеры. С десяток матросов, пытавшихся обороняться, были зарублены, несколько видессиан с плеском упали за борт и тут же пошли ко дну – опрометчиво надетые ими кирасы помогли бы им в бою, во не в воде. Увидев, что корабль его захвачен противником, капитан галеры залез на одну из высоких мачт. На нем были позолоченные в знак его высокого положения кольчуга и кираса. Доспехи сверкнули на солнце, когда он, слишком гордый, чтобы пережить свой позор и горечь поражения, бросился в воду. Все это уже не имело никакого значения, так как исход схватки был предрешен. Римляне, не будучи моряками, захватили рулевого, приставили мечи к его горлу. «Убежденный» таким образом в справедливости их требований, тот отдал приказ гребцам. Весла немедленно стали двигаться, паруса шевельнулись. Галера, набрав скорость, понеслась к берегу.

Далеко не везде, однако, дело шло так гладко. Наученные ошибкой капитана галеры, люди Ортайяса не повторяли ее больше. Один из рыбачьих баркасов, пронзенный острым носом вражеского корабля, пошел ко дну. Обломки досок, обрывки парусов поплыли по воде, среди обломков барахтались и кричали солдаты Туризина.

Колокола подняли в городе тревогу, и это было еще хуже, поскольку на помощь патрульным галерам могли прийти другие корабли. Но на это требовалось время, а у Сфранцеза его почти не оставалось. Корабли Гавраса уже причаливали к берегу, солдаты прыгали с них и по пояс в воде бежали к песчаному пляжу. И каждое нападение на лодки Императора дарило другим кораблям драгоценные минуты, необходимые, чтобы добраться до цели. Даже когда торжествующая галера ударяла острым тараном очередную лодку, морякам требовалось несколько минут, чтобы выдернуть острый нос из борта противника. Поворот галеры был делом нелегким, и капитаны старательно избегали оставлять обломки разбитых ими суденышек на веслах и таранах, поскольку те могли повредить их корабли.

Марк хрипло вскрикнул, увидев, что одна из галер почти коснулась тараном их баркаса. Он был так занят наблюдением за морским боем, что не услышал испуганного голоса впередсмотрящего:

– Да смилуется над нами Фос! Один из этих гадов у нас на хвосте!

– Поверни севернее! – приказал капитан, смерив взглядом расстояние до берега и преследующей их галеры.

– Так мы потеряем ветер.

– Верно, зато этот путь короче. Нажмите на весла, черт бы вас побрал!

Побледневший под загаром рулевой нехотя повиновался. Скаурус прикусил губу – не столько от страха, сколько от злого бессилия. Его судьба решалась здесь, а он ничего не мог поделать. Ему оставалось только покорно ждать. Если этот обветренный морской волк знает, что делает, корабль доберется до берега, если же нет, значит, все кончено. Но в любом случае трибун не мог ни помочь ему, ни помешать, его умение и опыт были здесь бесполезны, а мнение не имело никакой цены.

Побережье, казалось, не приближалось, в то время как похожая на акулу галера быстро настигала их. Слишком быстро, подумал он, слишком быстро. Ахилл наверняка схватил бы такую черепаху.

Гай Филипп тоже мрачно обдумывал положение.

– Они схватят нас за задницу прежде, чем мы успеем высадиться, – сказал он наконец. – Если мы сбросим доспехи, у нас будет хоть надежда добраться вплавь.

Бросить доспехи означало признать свое поражение. Но Марк был против этого совсем не по такой романтической причине. На этой проклятой галере находились лучники, и несколько стрел уже просвистели рядом, более быстрые и тонкие, чем любая летающая рыба. Бултыхаться в воде беззащитным, почти голым, в ожидании, пока тебя подстрелят, – он был не в восторге от такого финала. Если галера была на расстоянии полета стрелы, то конец погони уже совсем близко. С каким-то болезненным восхищением Скаурус наблюдал, как императорский флаг плескался на мачте. Под ним колыхался другой – красный, с золотыми полосами – вымпел дрангариоса. Ага, подумал Марк, значит, это сам барон Леймокер. Вот кто собирается их потопить. Трибун подумал, что с удовольствием отказался бы от этой высокой чести, и тут неожиданно заметил рядом с галерой другой корабль, забитый вооруженными солдатами, он был не таким большим… и на нем также развевался императорский флаг.