Так в 1116 г. Ярополк Владимирович, князь переяславский, построил город Желни и населил его пленными дручанами[407]. М. А. Максимович и вслед за ним господин Барсов признают его в теперешнем Жовнине[408], находящемся на правой стороне Сулы, недалеко от ее впадения в Днепр. Несколько ниже Кснятина вливается в Сулу река Удай, по правому берегу которой лежат и теперь города Пирятин и Прилуки[409]. Они сохранились до настоящего времени. Но по большему числу городищ, существующих на берегах Удая[410], должно думать, что население здесь было довольно густое. Мы не имеем никаких указаний в летописи об укреплениях по реке Супою, хотя было для нашего летописца несколько удобных случаев упомянуть о них. Несмотря на это, нет никакого основания допустить, чтобы берега его были совершенно оставлены без защиты: Супой направляется прямо с севера на юг и представляет самую близкую к Переяславлю естественную защиту с востока. Если мы на нижнем течении его находим город Песочен[411], то тем более должно предположить существование поселений и укрепленных пунктов на его берегах у верховьев и против Переяславля. Еще южнее Песочна, на левом берегу Супоя, можно полагать местонахождение города Дмитрова[412]. Нам кажется также, что предположение М. А. Максимовича относительно древности теперешнего Ташаня заслуживает вероятия. «Ташань еще и в исходе прошлаго столетия назывался городищем»[413].

Положение его на правом берегу Супоя, в 25 верстах от Переяславля, дает возможность видеть в нем древний укрепленный пункт, защищавший с востока столицу княжества. С юга Переяславль был защищен валами. Это видно из рассказа летописи о приходе в 1095 г. половецких князей Итларя и Китана на мир к Переяславлю: «И приде Итларь у город Переяславль, а Китан ста межи валома с вои…»[414] Следы этих укреплений существуют и до настоящего времени. Великий вал идет от Днепра, проходит в 8 верстах к югу от Переяславля, направляется к селу Малым Каратулям, Стрякову и далее к Супою. Еще на десять верст южнее проходит малый вал, соединяющийся затем с великим[415]. Западная сторона Переяславля была прикрыта двумя городами: Глебовым и Демянском[416]. Таким образом, мы видим три укрепленные линии: по Суле, по Супою и по Трубежу. Но они мало приносили пользы. Защищенный, по-видимому, со всех сторон Переяславль часто подвергался посещениям половцев. Очевидно, мало принималось мер для предупреждения их набегов. До чего небрежно относились к этому, видно из двух эпизодов, занесенных в летопись. В 1107 г. Боняк захватил коней под самым Переяславлем, а в 1167 г. половцы недалеко от этого города захватили некоего Шварна со всей дружиной[417]. Кроме тех условий, о которых мы говорили, не благоприятствовавших Переяславцам в их борьбе с кочевниками, мы замечаем еще и недальновидность политики князей, особенно в первое время. Это сказывается, например, в неуменье выбрать место для заключения с половцами мирных договоров. Половецкие князья являлись на такого рода сделки не одни, а с большими силами. И вот вместо того, чтобы стараться не пропускать их дальше границ, князья сами знакомят половцев с географией Переяславского княжества. Так в 1101 г. половецкие князья прислали послов к русским, собравшимся на Золотче, с предложением о мирных переговорах. Наши князья согласились с условием, чтобы половцы собрались у Сакова, который лежал не только не на границе, но даже к северо-западу от Переяславля на берегу Днепра[418]. Кроме того, во время Мономаха и Святополка Изяславича со стороны самих русских происходили нарушения международного права в отношении половцев. Воззрение на них, как на нечто низшее, проявляется не только у князей, но и дружины.

Так в 1093 г. кочевники, узнав о смерти Всеволода, прислали послов к Святополку, как новому киевскому князю, для возобновления мирного договора. «Он, изоимов послы всажа в погреб». Конечно, результатом была осада Торческа[419]. Мономах поступил гораздо хуже. В 1095 г., как мы говорили, Итларь и Китан пришли к Переяславлю на мир. Первый доверчиво вошел в самый город и ночевал на сеновале у боярина Ратибора. Ночью, посоветовавшись со своей дружиной, Мономах послал торков в стан Китана. Они выкрали Святослава Владимировича, бывшего у него заложником, убили его самого. Утром Владимир прислал сказать Итларю, чтобы он шел завтракать к Ратибору, а оттуда явился бы в нему. В избе боярина половецкого князя заперли, разобрали потолок и сквозь отверстие убили стрелами вместе с приближенными. Рассказ летописи об этом событии отличается подробностями, указывающими, что он писан очевидцем. Летописец старается оправдать Мономаха и всю вину свалить на советы дружины[420], но это совершенно напрасно, ибо даже в своем поучении Мономах хвалится тем, что весьма немногих только половецких князей выпустил живыми. Вот, например, что рассказывает он с полным хладнокровием: «А самы князи Бог живы в руце дава: Коксусь с сыномь, Аклан Бурчевичь, Таревьскый князь Азгулуй и инех кметий молодых 15, то тех живы вед, исек вметах в ту речку в Славлий»[421]. Перебив так низко половецких князей, Итларя и Китана, Мономах и Святополк послали еще с требованием в Олегу Гориславичу или убить, или выдать сына Итларя. Олег отказался[422]. Если Святополк и Мономах были выразителями взглядов современного им общества, то должно признать, что Олег Гориславич головой стоял выше их всех. После, в последующие княжения, политика Киева и Переяславля в отношении половцев изменяется.