На мгновение лицо его порозовело, потом снова приняло обычный бледный, почти мертвенный цвет; он откинулся на спинку стула, положил руку на стол и тихо закончил:

– Такова теория, и таковы факты.

Воцарилось молчание, длившееся секунд шесть или семь; если бы в комнате были часы, мы услышали бы их тиканье. Затем Данцигер, не меняя позы, не придвинувшись к столу и не пошевелив даже пальцем, мягко возразил:

– Теория такова. И я с ней согласен. И неудивительно, что согласен, ибо, в сущности, теория эта моя. Но таковы ли факты? Думаю, что да, полагаю, что да. – Он медленно повернул голову, оглядывая всех присутствующих. – Ну а если мы ошибаемся?

Я был поражен – Эстергази с серьезным видом закивал головой и забормотал:

– Да, да. Существует и такая возможность. Несомненная и страшная. И все же, – он медленно, с неохотой повел плечом, – если мы не собираемся свернуть проект единственно по той причине, что он удался…

– Нет, конечно, нет, – довольно резко прервал его Данцигер. – Никто за это не ратует, а я меньше всего. Единственное, что я говорю…

– Знаю, – сказал Эстергази с сожалением в голосе. – Не спешить. Следовать вперед с чрезвычайной осторожностью. Растянуть эксперимент на недели, месяцы и даже годы, если это необходимо для полной уверенности в успехе. Ну что ж, возможно, и я придерживался бы того же мнения, если бы… если бы у меня был выбор. Но, как знает сенатор, как знаю я и многие здесь присутствующие, – вам, доктор Данцигер, к сожалению, не представлялось случая это узнать, – правительственные дела так не делаются. – Он обвел широким жестом вокруг себя, словно обозначил контуры приютившего нас здания. – Все это стоит денег, в том-то и беда. И теперь по той простой причине, что опыт оказался удачным, мы обязаны, именно обязаны оправдать расходы практическими результатами. Мы все согласились с тем, что мистер Морли вновь отправится в прошлое. Совершенно немыслимо, чтобы он этого не сделал. Однако… однако действовать ему придется быстрее и смелее, чем некоторым из нас, возможно, хотелось бы. Чисто исследовательские работы, предоставленные самим себе, могут вестись с бесконечным долготерпением. Но здесь вопрос денег. Государственных денег. Израсходованных секретно. Без согласия конгресса. Так что теперь, черт возьми, нам нужно выдать практические результаты.

Он оглядел меня, затем – медленно-медленно – весь стол и продолжал:

– Тем не менее я хотел бы сейчас сказать мистеру Морли и всем остальным – а вам, доктор, это известно и без меня, – что, хотя решения, имеющие жизненное значение для проекта в целом, не могут, к сожалению, приниматься доктором Данцигером единолично, он по-прежнему остается во главе дела. Он здесь хозяин, только совет вправе отменить или изменить его решения, и в тех редких случаях, когда это может потребоваться, это произойдет лишь после самого тщательного и серьезного анализа его мнения. Так что теперь, мистер Морли, – он опять улыбнулся мне, – возвращаю вас вашему начальству.

Он встал, расправляя плечи, все последовали его примеру, начался общий разговор, и заседание закрылось.

В кабинете Данцигера я заговорил первым. Выбравшись из конференц-зала, он, Рюб и я двинулись по коридорам, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Когда мы зашли в кабинет, Данцигер сел за стол, вынул из верхнего ящика половинку сигары и осмотрел ее, очевидно размышляя, закурить или нет. В конце концов он сунул сигару в рот не зажигая. Я молча ждал, пока он завершит процедуру, потом, не вставая, перегнулся к нему через край стола; Рюб расположился слева от Данцигера, чуть позади него, прислонив свой стул к стене.

– Доктор Данцигер, – сказал я, – мне неизвестно, кто такой полковник Эстергази. Судя по всему, какой-нибудь полковник запаса эквадорской армии. – Рюб ухмыльнулся, ему это понравилось. – Но кто бы он ни был, я клятвы верности ему не давал. Ни тому или тем, кто за ним стоит. Завербовали меня вы и Рюб, я работаю на вас и сделаю то, что скажете мне вы.

Когда я заканчивал свою речь, Данцигер широко улыбался, явно польщенный.

– Спасибо, Сай. Большое спасибо, – сказал он. Усевшись поудобнее в своем вращающемся кресле, он вытянул нижний ящик стола и поставил на него ногу. – Знаете, вплоть до вашего успеха все шло прекрасно. В самом деле, без сучка и задоринки. Отчеты мои принимались без комментариев, совет послушно рассматривал поднимаемые мной вопросы, в основном просьбы о дополнительных ассигнованиях. Как правило, ассигнования выделялись, хоть и не всегда в тех размерах, о каких я просил. Зачастую едва набирался кворум, заседания редко длились более получаса. Не думаю, чтобы большинство членов совета вообще хоть сколько-нибудь верили в успех проекта, да они, как правило, люди просто назначенные. И мне, по-видимому, начало казаться, что это моя личная вотчина. – Он вынул изо рта половинку сигары, осмотрел ее задумчиво, снова взял в рот и, положив локти на стол, сплел пальцы рук. – Но Эстергази, разумеется, прав. Это не просто забава, и пора показать какой-то практический результат. Сам знаю. Предпочел бы двигаться вперед медленнее, как можно медленнее. А с другой стороны, полагаю, как и все остальные, что мы, вероятно, достаточно осторожны. Вероятно… Предпочел бы обойтись вообще без всякого риска, но права выбора у меня больше нет.

Тем не менее я соглашаюсь с решением. Я хочу, чтобы вы делали то, чего от вас хотят все, конфликта здесь не предвидится. А то, чего хотим мы все, напоминает мне, пожалуй, о нашем первом искусственном спутнике Земли. – Данцигер, по обыкновению, откинулся в кресле. – Самый первый, крошечный – сколько он весил? Несколько килограммов? И все просили места на борту, помните? Биологи просили поместить мышей, чтобы изучить воздействие космической радиации. Ботаники явились со своими семенами, географы, метеорологи, да и военные желали установить фотоаппараты. Связисты, радиоинженеры и бог знает кто еще – все приходили со своими просьбами и даже требованиями. В конце концов была создана капсула, в которой пытались дать место – или хотя бы видимость места – каждому из претендентов.

То же самое, Сай, случилось теперь с нами. Именно поэтому совет разрешил вам подсмотреть за вашим человеком с конвертом. Он, по-видимому, каким-то образом связан с кусочком истории, с одним из второстепенных советников президента Кливленда. Естественно, любопытно было бы выяснить, что это за связь. В общем, историки хотят убедиться в том, может ли наш проект помочь им, открывает ли он новые пути расширения исторических знаний, пути, о которых до сих пор и не помышляли. У социологов есть свои вопросы, у психологов свои, ну а у физиков, которых я здесь представляю, у тех миллион вопросов. Ваш человек, связанный каким-то образом с маленьким примечанием к истории, представляет собой такую же первую капсулу. Если вы сможете осторожно понаблюдать за ним, изучить его и если результат окажется обнадеживающим, тогда мы сможем постепенно перейти к более крупным, более масштабным целям, к таким, где ощущаем серьезную нехватку знаний.

Итак, вот чего мы хотим, Сай. Мы хотим, чтобы вы, действуя с чрезвычайной осторожностью, как мышь в углу, как муха на стене, понаблюдали за ним. Узнайте все, что можно, – такова ваша основная задача. Безусловно, это усилит ваше вмешательство в события прошлого, но, – он помолчал, потом пожал плечами, – постарайтесь свести его до минимума, хорошо? Вы знаете, где живет ваш человек. Сможете вы вернуться туда и сделать то, о чем мы вас просим?