– Они сначала поговорили в гостиной, где я велел слугам накрыть стол с легкими закусками. Оба с удовольствием беседовали друг с другом и с аппетитом ели. Слугам велели удалиться, в потому не знаю, о чем шла беседа. Но они явно не ругались. Потом граф велел принести шахматы, и они сыграли две или три партии.

Оставалось порадоваться за обоих. Наступил недолгий мир в их отношениях. Роберт вернулся во дворец, к неудовольствию одних и искренней радости других. Со спокойным сердцем я уехала к маме: в конце года у нас с Чарльзом должен был появиться первенец. Небольшой перерыв пошел мне на пользу. Этого ребенка я ждала с нетерпением, будто и не рожала до сих пор.

– Ребенок от любимого мужчины – совсем другое дело, – объяснила мне мама. – Конечно, я люблю всех детей. Просто тут что-то особенное происходит и с телом, и с мыслями.

– Ты по-прежнему оплакиваешь вашего с Дадли малыша? – вопрос сам вырвался у меня изо рта.

– Да – Мама грустно кивнула, – признаюсь, по Френсису, умершему младенцем, я горевала куда меньше. Я часто хожу на могилу к графу и сыну. Благо они похоронены рядом. Надеюсь, после смерти оказаться рядом с ними.

Я вздохнула и повнимательнее пригляделась к маме. Выглядела она прекрасно. В волосах проблескивала седина, но в отличие от Елизаветы мама не носила париков, поскольку ее пышные волосы оставались густыми. Локоны, как и раньше, выбивались из прически, придавая ее облику более задорный, молодой вид. Мама нечасто выходила в свет, большую часть времени посвящая воспитанию внебрачного сына Роберта или беседам с Кристофером. Оттого она несильно пудрила лицо, не заботясь о придании коже модной бледности. Хотя кожа у мамы всегда отличалась естественной белизной, не испорченная оспой и веснушками.

– Роберт пытается договориться с королевой о встрече со мной. Он очень хочет примирить нас, – неожиданно призналась мама.

– А ты? Ты хочешь? Зачем тебе это нужно? – я искренне удивилась, не слышав о подобном желании ни от Роберта, ни от самой матери.

– Сначала я подумала, мне незачем искать встречи с Елизаветой. Роберт настаивал на нашем примирении. И я уступила ему. Сейчас идея кажется более привлекательной. Никогда нельзя быть уверенной в завтрашнем дне. Вдруг милость королевы когда-нибудь будет полезной…

О, этот год можно назвать годом смерти двух примечательных персон. Или годом двух великих ссор. Или годом двух великих примирений. Выбирай, как лучше сказать, а я поведаю обо всем по порядку. Сначала вернемся к Франции, которую мы оставили, если помнишь, раздираемой на части. Генрих Наваррский принял католичество, предпочтя получить французскую корону, чем оставаться верным протестантом. Его принял Париж, но испанцы и католическая лига никак не успокаивались, продолжая вести против Наварры войну. Ее Величество искала в Генрихе союзника. А тот, кто против Филиппа, вполне сойдет за союзника Англии. Однако в первую очередь французский король желал своей измученной распрями стране мира.

Филипп испанский, погрязнув в долгах, сам предложил Генриху заключить мир. Он не имел возможности продолжать военные действия. А потому в начале года королева забеспокоилась: союз Франции с Испанией совершенно не был в ее интересах. Тем более Филипп отказывался признавать независимость Нидерландов и идти на уступки английской королеве. Написав несколько писем французскому королю и не добившись взаимопонимания, королева намеревалась отправить в Париж посольство с целью удержать «брата» Генриха от непродуманного и поспешного шага. Ехать во Францию вызвался Роберт. Он лично знал Наварру и даже, можно сказать, с ним дружил. С собой Роберт хотел взять графа Саутгемптона. Генри, обладавший более спокойным нравом, чем Роберт, умудрился в начале года поссориться с королевой. Она прогнала его со двора, велев более не появляться во дворце. Саутгемптон собирался переждать, пока королевский гнев утихнет, пребывая с посольством в Париже.

– Опять Сесил, – Роберт ворвался ко мне в дурном настроении.

– Что случилось? – я оторвалась от созерцания новорожденного сына и посмотрела на взъерошенного брата.

– В Париж едет Сесил! Она опять переменила свое мнение, и не в мою пользу. Старый дурак Берли настоял на своем. Если он сам не уйдет в могилу, его придется вызвать на дуэль, – Роберт распалился и схватился за эфес шпаги.

– Лорд Берли вовсе не дурак, – вступилась я за старика. – Он давно и преданно служит королеве. Что тебе сказала сама Елизавета?

– Ничего! Просто поставила перед фактом: посольство возглавляет Сесил, а я остаюсь здесь. Представь себе, я буду заменять его на посту Государственного секретаря. Буду писать бумажки!

– Как здорово, Роберт! Ты же хотел быть назначенным на эту должность. Ты имеешь возможность показать свои способности не только на поле боя, – наверное, я бы радовалась всему в тот момент, забавляясь с младенцем, но я и вправду считала назначение Роберта, пусть временное, хорошим знаком.

Сесил-младший отлично знал характер графа Эссекса. Он потратил перед отъездом массу времени, уговаривая заменить его на почетной должности секретаря. Я удивлялась терпению и выдержке Сесила. Он унаследовал у отца все черты, необходимые для продвижения и службы при дворе. Роберт не смог устоять. Он принял предложенный временный пост и никого на дуэль вызывать не стал. Правда, с королевой Роберт разговаривал все фривольнее.

«Долго ли она будет терпеть его характер?» – спрашивала я себя.

Податливость Роберта вскоре нашла объяснение. Саутгемптон выправил себе бумаги для выезда из Англии. Несмотря на замену Роберта на Сесила Генри по-прежнему собирался в Париж.

– Саутгемптон пошпионит для меня, – проговорился в начале февраля Роберт. – Сесилу не удастся проворачивать свои дела с Генрихом за моей спиной и без моего ведома.

Я лишь пожала плечами. Роберт возомнил себя чуть ли не королем Англии, пытаясь влиять на ход переговоров с французским королем. Роберта ничего не смущало. Он проводил день за днем в беседах с другом, давая наставления и планируя действия, направленные против Сесила.

– Чарльз, если граф сорвет переговоры с Генрихом, разве это правильно? – меня все же беспокоило неразумное поведение брата. – Должна выиграть Англия и английская королева, а не тот или другой ее фаворит.

– Верно. Роберт пытается очернить Сесила за счет Англии. Хотя, я думаю, Саутгемптону не удастся предпринять ничего важного. Да и голова его занята не политикой.

Тут я согласилась с Чарльзом. Граф бежал из Англии из-за ссоры с королевой. А вот причиной ссоры послужила непрекращающаяся любовь Генри к Элизабет Вернон, о которой я уже упоминала в своем рассказе. То есть, конечно, граф не стал честно признаваться в своих чувствах к фрейлине королевы самой королеве. Но он заметно нервничал, комплименты Ее Величеству у него иссякли. Он позволял себе резко ей отвечать, не думая о словах. Конечно, на него повлияло и поведение лучшего друга. Чувствуя себя под защитой Роберта, Саутгемптон решил, что снисходительность королевы распространяется на него тоже.