Алек поперхнулся, поставил стакан и рассмеялся:

— Нет. Нуда, в некотором смысле. Я по большей части ездил верхом по деревням и расспрашивал людей, не видели ли они проезжающих французов. — Она подняла брови и ждала дальнейших объяснений. — Иногда они не хотели говорить, приходилось убеждать их.

— Кулаками?

— Исключительно моим невероятным обаянием, — сказал он, и теперь засмеялась она. Алек улыбнулся. — В любви и в войне, мисс Тернер, правила честной игры не применяются.

— Ваша сестра говорила мне, что вы великий мастер добиваться невозможного, — сказала она. — Все вместе, сэр, складывается в очень интересный портрет, совсем не похожий на тот, который рисуете вы сами.

— Вот как? — Он откинулся на спинку стула. — И какой же портрет получился у вас?

Крессида сосредоточенно покачивала свой стакан, следя за кружением вина.

— Мрачноватый. В нем мало светлых красок. Вы меня пугаете.

— Могу только сказать, — сухо заметил Алек, — что раньше в меня никогда женщины не стреляли.

— Но вы остались живы. — Она снова улыбнулась. — Вы уверены, что отцу ничего не будет за его рисунки?

Он ответил не сразу.

— Мог бы я в этом поклясться? Нет. Я не думаю, что его бросят в тюрьму или пошлют на виселицу, но если он оскорбил некую важную персону… — Он помолчал, выражение его лица стало напряженным. — Это очень маловероятно.

— Но он исчез после того, как уехал в Лондон, — заметила Крессида. — Он мог поехать, чтобы встретиться не только с лордом Хейстингсом, но и с Преннером.

— Мог. Но в бухгалтерской книге Преннера нет записей о платеже в интересующий нас отрезок времени.

Она, не отрываясь, смотрела на него. Они оба знали, что это ничего не значит. Алек попытался сменить тему. Он отвык вести светские беседы, особенно с женщинами.

— Выразительный портрет, говорите вы. Могу я узнать подробнее?

Она опустила глаза, пригубила вино.

— Лучше не надо. Мне кажется, многое в нем преувеличено.

— В самом деле, вы невероятно раздразнили мое любопытство.

— Неужели? — Она подняла брови. — Не могу в это поверить.

— В то, что я любопытен, или в то, что вы раздразнили меня?

Ее щеки снова порозовели.

— Я не дразню вас. — Он наклонил голову набок и изучал ее. Розовый цвет стал гуще. — И не собиралась этим заниматься.

— Хорошо. — Он еще подлил вина. — Всю ночь теперь не буду спать, гадая, какое же у вас сложилось обо мне мнение.

— Так уж и не будете, — возразила она. — Сейчас у вас, должно быть, сложилось такое мнение обо мне, что мои слова уже не будут иметь для вас никакого значения.

— Мое мнение о вас, — повторил он. — Хотите его знать? Я думаю, что вы глава семьи даже тогда, когда ваш отец рядом. Должно быть, это изматывает — постоянная ответственность. Но вы практичны и готовы делать то, что требуется. Вы преданы тем, кого любите, готовы защищать их от всех напастей, и очень насторожены по отношению к посторонним. — Он сделал паузу. Это было не все, что он мог бы сказать, но самое главное. — Я подозреваю, что вам хочется быть более доверчивой, но вы обожглись в прошлом.

— А кто не обжигался? — спросила она с вымученной улыбкой.

— Я понимаю. Крессида покачала головой:

— Нет, вы не можете понять. Моя сестра… Она вышла замуж за сущего дьявола. Он был старше ее, красивый, респектабельный и богатый — в нашем понимании, конечно. Калли было тогда восемнадцать лет, и она была самой красивой девушкой в городе. Когда мистер Филлипс появился в нашем доме, мы были польщены. Отец был очень доволен, и бабушка была вне себя от счастья, узнав, что Калли завлекла такого прекрасного джентльмена. Он поговорил с отцом, и их почти сразу же обвенчали, а потом… — Она умолкла, затем продолжила бесцветным голосом: — Я думаю, он бил ее. Она так и не призналась, но я видела следы побоев на ее руках и плечах. Отца, как всегда, не было дома, а бабушка отказывалась верить в это, потому что мистер Филлипс всегда был очень обходителен с ней. Но сестра перестала улыбаться, стала выглядеть на десять лет старше, а я ничем не могла ей помочь.

Вот оно что. Алек чувствовал, что еще один кусочек головоломки встал на место. Не головоломки, которую надо было решить, чтобы найти Джорджа Тернера, но той, которой была сама Крессида. Это, как выяснилось, интересовало его гораздо больше.

Она осушила свой стакан. Рассказ о секретах сестры явно дался ей нелегко.

— А теперь, когда отец исчез, Калли слишком расслабилась, а бабушка совсем разболелась. Так что должен же кто-то заботиться о семье.

— А как насчет мистера Уэбба?

— Тома? — В ее голосе прозвучало удивление. — Том служил вместе с отцом. Он приехал с ним в отпуск… О, это было очень давно, и уже больше не уезжал. Он сказал, что у него нет своей семьи, ему некуда возвращаться, и остался с нами.

— Так он и ваш отец — друзья?

— Нет… не совсем, — задумчиво сказала она. — У отца нет настоящих друзей. У него есть приятели и обожатели. Он из тех мужчин, которые легко завоевывают симпатии в пабе. Вокруг него возникают компании, все смеются, с готовностью покупают ему бутерброды. А Том очень спокойный человек.

— Могу я спросить, почему Том не отправился на поиски вашего отца еще до того, как вы написали Хейстингсу? Вы ведь забеспокоились раньше?

Она снова заколебалась с ответом.

— Он предлагал. Но мы не захотели отпускать его. Алек добавил Тома в список людей, у которых были причины не желать возвращения Джорджа Тернера. Очень любопытно, что мисс Тернер описала своего отца таким вот образом. Признала, что между двумя бывшими солдатами не было личной привязанности, которая удерживала бы Уэбба в Бригхэмптоне. Может быть, мотивы его поведения были достаточно невинными, но у Тернера были две привлекательные дочери. Алек гадал, к которой был неравнодушен Уэбб, и решил, что это должна быть миссис Филлипс, и потом укрепился в этой мысли. Если бы Уэбб был влюблен в мисс Тернер, он, скорее всего, протестовал бы против поездки в Лондон обеих сестер, но он не сказал ни слова. Может быть, Тернер не считал Уэбба достойным своих дочерей, или Уэбб был доведен до отчаяния и ждал, когда леди окажется в таких обстоятельствах, что будет готова снова выйти замуж. Возможно, было еще что-то, о чем Крессида умалчивала. Он отложил эту мысль для дальнейшего обдумывания.

— Спасибо вам за то, что согласились помочь нам, — сказала она.

Встретив ее открытый незащищенный взгляд, Алек почувствовал на своей коже прежние вибрации. Крессида Тернер оказывала на него странное действие. Она улыбалась — и его кровь начинала бунтовать. Она хмурилась — и внутри у него все переворачивалось. Она благодарила его за помощь — и ему хотелось уложить ее перед камином и проделывать с ней те безумные вещи, от которых на лице женщины появляется нежный румянец. Он совершеннейший глупец и подозревает, что станет еще большим глупцом до того, как его работа будет закончена, но он благословлял Джона Стаффорда за то, что тот послал его в ее жизнь.