– Карин, ты меня избегаешь или неудобных вопросов?

Надо же, научила его болтать на свою голову! Такой приятный молчун в начале нашего знакомства был, а теперь ишь, прорвало.

– Нет, конечно! Спешу!

– А куда спешишь, если не секрет?

Пришлось притормозить и объясниться, чтобы он собственных выводов не наделал:

– Опять Лёха-брат накосячил. А шеф меня с собой берет, я теперь как адвокат дьявола. Все потому, что изначально слабину проявила!

– Лёха? – удивился Тимур. – А вчера Дмитрич тебя зачем задерживал?

– Тоже из-за Лёхи, – соврала я. – Потом расскажу.

А ведь я собиралась ничего не утаивать. И тут застали врасплох – сразу выставились другие приоритеты. Может, со мной что-то не так? Или я все же, в тайне от себя самой, очень стесняюсь положения, в котором оказалась? Видимо, Александр Дмитриевич сильно ошибся в оценке моего потенциала: если даже мнение Тимура для меня ограничитель, то я точно не из тех, кто клал на всеобщее осуждение.

В любом случае, сегодняшняя наша встреча оказалась незапланированной и снова ничуть не напоминающей свидание. Босс зашел, кивнул Тимуру и так же молча мне. Вышел, словно все распоряжения отдал. Пришлось плестись за ним, усаживаться в машину.

Пристегивая ремень, поинтересовалась:

– Вы злитесь?

Он вдруг наклонился ко мне, посмотрел в глаза серьезно и так же сухо ответил:

– Конечно. В следующий раз не бери трубку. Или сразу отключай вызов, когда слышишь голос Лёшки.

– Как это делаете вы?

– Как это делаю я.

И неожиданно наклонился сильнее и поцеловал – просто смазанно чмокнул в губы, тут же повернул ключ и завел машину, уделяя внимание дороге. Никакой страсти в таком поцелуе не было, но я удивилась донельзя. Так поступают давние любовники… или любящие, как порыв мимолетной нежности. В самую последнюю очередь я могла бы предположить в наших отношениях хоть какую-то нежность. Но мгновенно успокоилась – этот манипулятор для того так и поступил, снова не упустил шанса сбить меня с толку!

В полиции мне до сих пор бывать не доводилось. Обшарпанные стены и зарешеченная стена сразу за приемной оказывали тягостное давление. К тому же меня просто оставили сидеть здесь, перед окошком дежурного. Александра Дмитриевича проводили внутрь, в какой-то кабинет, туда же в течение пятнадцати минут прошли еще трое мужчин. Наверняка юристы фирмы или семьи.

Я и не предполагала, что придется ждать часами. Играла в телефон, пока не разрядилась батарея, потом пыталась дремать. Ну и на кой-ляд меня нужно было сюда тащить, если даже в кабинет с собой не пригласили? Караулить вход вместе с дежурным?

Каково же было мое облегчение, когда часа через четыре Александр Дмитриевич все же вышел и протянул мне руку:

– Всё. Пойдем.

Переспросила, только когда мы вновь оказались в машине, а шеф не спешил заводить двигатель:

– Что значит «всё»? Лёшу отпустят?

– Отпустят? – он неотрывно смотрел на входную дверь отделения. – Зачем? Я им такие показания дал, что они его теперь лет двадцать не захотят отпускать.

– Что? – выдохнула я недоуменно. – Нет, я все понимаю… но ведь брат же… Но…

Он перебил меня смехом:

– Я пошутил. Сейчас с документами закончат и вышвырнут его.

– А-а, – я ощутила невольное облегчение и не постеснялась его озвучить: – Все-таки приятно знать, что в вас есть что-то человеческое.

– Человечность тут не при чем, Карин. Уголовщина в семье – это удар и по моей репутации. Если бы брат носил другую фамилию, я бы в данный момент уже в третий раз в тебя кончал.

Сказано это было совершенно равнодушным и спокойным тоном. Вот и я не стала зацикливаться на формулировке. Быстро сменила тему:

– Но все же интересно выходит. Все говорят, что деньги и связи творят чудеса, но я впервые стала очевидцем.

Начальник скосил на меня ироничный взгляд.

– Говоришь так, будто я только пальцами щелкнул – и все проблемы улажены. Теперь я еще и поручитель, обязан проследить, чтобы господин Данилин-младший явился на суд и желательно в трезвом виде.

– И все равно! – не унималась я. – Уж точно не каждый паренек, пойманный с наркотиками, так запросто и в первый же день увидел бы свободу!

Александр Дмитриевич неожиданно вздохнул и снова устремил взгляд на вход.

– Если бы только наркотики. Ему хулиганство вписали.

– Хулиганство? – деланно изумилась я. – Лёше? Представить невозможно!

– Ну да, – он усмехнулся. – Он домогался полицейского. Сотрудники восприняли это как издевательство, они даже не поняли, что он мог и всерьез. Да я и сам, честно говоря, не уверен.

Предмет наших волнений появился через двадцать минут – почти свежачок. Шел к нам, распевая «Владимирский централ» и по-блатному заламывая пальцы. Сел на заднее сиденье, потянулся и только после этого унял невыносимое завывание отечественного шансона. Я только сейчас вспомнила о важном и развернулась к нему:

– А твой парень? С ним что будет?

– Какой еще парень? – нахмурился Александр Дмитриевич.

Лёха-брат лишь отмахнулся:

– Мы расстались! Оказалось, что тяжелые испытания – это не наш путь. Но я уже перевлюбился. Вы не представляете, это идеал: глаза горят, брови вразлет, а в форме… – он приторно выдохнул, – меня замучили фантазии о его резиновой дубинке. Все, теперь я законопослушный гражданин, такому шушера преступная не нужна!

Я хмыкнула, Александр Дмитриевич вообще не отреагировал – привык, наверное. Обратился ко мне:

– Все, сейчас эту шушеру закинем куда-нибудь подальше, потом в офис – минут на десять, Вероника документы подготовила, мне нужно подписать. И после этого, наконец-то, сможем просто расслабиться.

– О, так вы вдвоем расслабляетесь? – раздалось радостное с заднего сиденья. – Я так и думал!

Ему никто не ответил. А моего мнения никто не спросил, как обычно. С другой стороны, если бы и спросили, то я бы крепко задумалась, а потом бы согласилась – мне тоже нужно просто расслабиться.

Хоть время уже было вечернее, мне ли не знать, что иногда Сережка задерживался на работе и до такого часа. Нечасто, но бывало.

– Со мной пойдешь или в машине подождешь? – спросил Александр Дмитриевич, припарковавшись.

А я не знала, как лучше. Машина оставалась в самом обозреваемом месте, прятаться под сиденье глупо, а выходящие из офиса сотрудники вполне способны меня разглядеть. Идти прямо в логово – еще глупее. Мое замешательство мужчина определил по-своему:

– Идем.

Однако в отделанном коричневым мрамором холле я поняла, что этот вариант и был наименее стрессовым. Дело в том, что Александр Дмитриевич сразу свернул вправо, а не направился к центральным лифтам. Похоже, у здешнего начальства свой подъемник, простым смертным недоступный. В лифте я уловила в себе изменение восприятия. Должно быть, оно перещелкнулось в тот момент, когда мы проходили мимо поста охраны: сосредоточенные лица парней в форме, выпрямившиеся, как у солдат перед офицером, спины, легкий кивок шефа, ни единого слова. Но на входе в офис мы пересекли границу между Александром Дмитриевичем, которого я до сих пор видела, и иным Александром Дмитриевичем, биг боссом крупной фирмы. И, черт его дери, новый образ оказался не менее сексуальным. Даже зачем-то захотелось нажать в зеркальном лифте на кнопку «стоп», повернуться к нему и убедиться, что смена образа не отразилась на его желаниях.