жизнь. Я был один; но часто я приходил в такое состояние озлобления, что, когда я видел тех, кого я убивал, я снова хотел на них бросаться, чтобы опять их убивать.

Иногда я смутно слышал, какой-то голос, который около меня рыдал, и тогда я смолкал и прислушивался, и что-то начинало, как будто во мне просыпаться: но это продолжалось недолго.

Кто-то как будто хотел ко мне прорваться; кто-то мне очень близкий и дорогой, но что-то его удерживало, и я опять оставался один.

Но когда в этих картинах я увидел ее, — то я принялся так неистовствовать, и так кричать, что меня опять окружили злые духи. Недолго думая, они подхватили меня и помчались куда-то.

Сначала я видел свет солнца, но потом все делалось темней и темней и остался один мрак. Я все видел в этом мраке. Наконец мы опустились, т.е. лучше сказать меня опустили на какую-то землю. Я сразу ничего не мог понять: ни где я, ни что делается со мной. Под ногами у меня была земля, но я чувствовал, что она мертвая. Это трудно рассказать, но я именно чувствовал, что она была мертвая. На ней ничего не было, кроме каких-то костей. Над головой была как черная шапка, мрак кругом.

Меня окружали духи. Они карабкались по земле; другие тут же летали. Они скорее напоминали каких-то гадин, но не людей, и не духов. Они почему-то стонали, корчились, хохотали, что-то кричали, хотя их никто не обижал и не мучил; и они все это сами, добровольно проделывали. Скоро мне надоело все это, и я перестал смотреть на них и все они исчезли.

Вдруг, я оборачиваюсь и вижу, что передо мной, груда золота. Я очень обрадовался и сейчас же бросился к ней. Мне казалось, что если есть золото, значит — все есть. Но я увидел, что подойти к нему я не могу: передо мной пропасть, наполненная кровью. Тогда я разбежался желая перепрыгнуть и упал в эту пропасть.

Я почувствовал как я тону в крови; кровь заливала мой рот, нос, уши и при этом мои жертвы обхватывали меня и тянули глубже в это море крови.

Вдруг я почувствовал, как кто-то меня взял за руку и вытащил. Это была она, моя богиня. Я бросился к ней, но она покачала головой; между ею и мной лежала змея, а она стала исчезать, a змея стала рассыпаться в золото. Я с алчностью хватал это золото и прятал его куда только мог; я даже пробовал его глотать, и все же его было много, очень много! Я чувствовал такую тяжесть, но все больше набирал его, и до тех пор набирал, пока падал от изнеможения.

Вдруг вижу: поодаль стоят роскошные столы со всевозможными яствами. Вино в дорогих кувшинах; мало того громадный фонтан из вина и наконец — целые водопады из самого моего любимого. Я жадно пил, без конца пил. Но в то именно время, когда я наслаждался вином, оно все мало помалу превращалось в кровь, a все яства — в человеческое мясо. Я с отвращением отворачивался от него, чувствовал страшное омерзение и невыносимую тошноту, но остановиться я уже не мог, я все продолжал и пить и есть все это. Но тут я опять увидал ее и стремглав бросался к ней.

Да, я видел ее всегда в белом и со страшной раной в груди; когда я только бросался к ней, выползала опять змея, а она исчезала. Иногда из земли подымалось что-то похожее на пар, и я уже увидел войну. Я убивал без конца, я рубил все, что мне ни попадалось, живого и мертвого, и вдруг меня провозглашали царем. Меня сажали на трон; кругом роскошнейший дворец, у меня легионы войск и я так счастлив, так счастлив, — у меня есть все, что мне надо; у меня даже тысячу раз больше, чем надо; опять стоят столы с яствами и вином, опять царские с-кровища, которым конца нет.

Но вдруг я замечаю, что мне подали не корону, но что это была змея. Я с ужасом отодвигался, бежал от нее, а она гналась за мной. И все вновь пропадало.

Опять я погружался в мрак, опять тьма страшная, непроглядная, ужасная,, заставляющая кровь стыть в жилах; опять она, такая блестящая, белая, предстает передо мной, и рана зияющая открыта в груди. Она садится далеко от меня и. я вижу, что горько плачет, ее слезы душат меня. Я начинаю осторожно подползать к ней, она все меня не замечает, но когда я подползал так близко, что мне казалось, я могу дотронуться до нее, то она исчезала, и опять я видел золотые горы, кули драгоценных камней, и так все без конца одно и то же.

О! Какая это была мука! Мука, доводящая до отчаянья! Безраздельная мука! Беспредельная мука.

Мне было до того противно и золото, и вино и все сокровища, что я не мог их видеть и чувствовать около себя, но они не оставляли меня и чем я чувствовал к ним большее отвращение, тем их становилось все больше и больше, а она приходила все реже и реже, и чем легче мне все это давалось, — тем противнее все это казалось мне.

Скоро кругом меня накопилось так много всего, так много, что мне некуда было это девать. Я чувствовал и сознавал, что все это было не нужно мне; я старался золото куда-нибудь забросить, зарыть, чтобы его не видеть. Яства производили прямо болезненную тошноту, а вино!!.. О, вино!! — как я ненавидел его!!.. и тут уже все чаще и чаще стали появляться убитые мною, а ее уже не было.

Теперь уже убитые мною смотрели на меня с укором, с таким укором, которого переносить я не был в состоянии; я бросал в них золото, я бросал в них еду, вино, но они все стояли и укоряли!!.. О!.. разве может кто понять весь ужас моего положения?! Сколько бы я ни рассказывал вам, вы ничего не представите себе, у вас ни фантазии такой не будет, ни слов ваших не хватить, язык ваш очень плох и беден.

Довольно на сегодня. Он ушел. Он так волнуется, что теряет все силы. Ухожу и я. До свидания.

24 апреля 1900 г.

Здравствуйте! Как поживаете? Желаете продолжать? Солдат давно тут и жаждет поскорей высказать вам что у него на душе. Он уже и теперь