Я понял, что если он, глава и царь ада, так бессилен и ничтожен, то что же мы такое?!.. Где же вся власть темного царства? Где же ему бороться с миром добра?

Картина будет далеко не полна, если я скажу, что видел его на голой, мертвой земле, в полулежащем и полусидящем положении. Стиснув голову руками, он, казалось, хотел бы раздавить ее; а в глазах его отражался такой безнадежный и безысходный страх, такой ужас!.. такое отчаяние, — что я содрогнулся и подумал:

Ты сила и мощь; ты совратил стольких душ, но что же можешь ты дать взамен того, что ты отнял у них!.. — разве только твой ужас и твое отчаяние!!..

И такая глубокая ненависть стала в моем сердце, что я даже потерял страх к нему. О! как мне хотелось вылить перед ним мою злобу но он, не замечая меня, стонал, качаясь со стороны в сторону, скрежетал зубами и бил со всей мочи кулаками о мертвую почву, на которой находился.

Скоро он, вероятно, почувствовал мое присутствие; или что за ним наблюдают, но он встрепенулся, адская улыбка искривила его губы, глаза загорелись и он оглянулся.

Но страх уже мчал меня и я с быстротой мысли, сам не зная куда и зачем, старался уйти как можно дальше от этого места.

Через некоторое время я его видел опять, сияющим, торжествующими Он принимал почести, — как царь, нет — больше: как Бог. Но я не мог с презрением не улыбнуться глядя на них всех и сказал про себя:

— О, проклятый фигляр! — ты больше вашего страдаешь; ты несчастнее всех в мире, и ты достоин больше жалости, чем все несчастные существа, вместе взятые!.. Спасает тебя одно притворство!..

Но будет. Вы устали. А солдатик то наш каков?.. Вот именно бравый солдат, право. Поначалу трудно было ожидать всего этого от него. До свидания.

27 апреля 1900 г.

Здравствуйте!.. Мы опять с солдатиком к вам пришли. Желаете нас слушать? Он сегодня спокойнее выглядит, не так волнуется. Он начинает меня интересовать, я буду его с удовольствием слушать. Вы готовы? — Может он говорить?

В. — Да, все готово; просим начинать.

О. — С тех пор я старался быть на Роке как можно реже, и меня никто не удерживал, потому что все отлично знали, что куда бы я ни пошел, — я вернусь на Рок.

Это ведь не на Земле, где всякий стремится жить там, где ему не место. У вас часто великий мыслитель живет в лачуге, а какой-нибудь глупец — в палатах; тут этого нельзя сделать. Тут — как святой не может жить на Роке, так и падший не может жить на высших планетах, и не потому, чтобы его не пустили туда, а потому что та жизнь не соответствует его духу, следовательно, ни моя оболочка, ни мое настроение, не позволяют мне там жить.

Я все бродил по вселенной, приглядываясь к разным планетам, к разным жизням, людям, к духам и постепенно все изучать и никто мне не мешал это делать, ибо возлагаемых на меня поручений я больше не исполнял.

Сначала меня бранили за это, потом перестали их давать, a затем совсем махнули на меня рукой. Да, таких духов, как я, очень много. Однажды я даже отыскал Иризу, но видел я ее только издали; она была между святыми духами, но у меня не хватило сил подойти к ней. Знаете, я нисколько не раскаивался, что убил ее, нет, — меня мучило только то, что я убил ее благодаря такой низкой цели, я променял ее на проклятое золото, — вот это меня прямо убивало. Если бы я тогда сознавал насколько ей теперь хорошо, я может быть опять бы убил ее, чтобы доставить ей это блаженство. Но мне было стыдно, мучительно стыдно, что я убил ее из-за золота.

Раз я встретился с высшими добром, милосердием и всепрощением!.. О! — какое сильное, глубокое!!!.. нет, все эти слова не могут объяснить того чувства, какое я ощущал, и то блаженство, которое я пережил подойдя к ним и поняв их!.. Я сразу понял, почему Ириза могла так горячо любить и благоговеть перед ними.

Я тут только понял, что все, именно все, должно быть так, как оно есть, т.е. все, что существуете: зло, добро, порока, несчастья, страдания, — все, все должно существовать! да, это великая истина; я понял, что весь мир, т.е. люди, духи и все, что живет, и даже не живет, есть одно целое, это именно и есть тот атом, да, другого слова нет, все это есть крошечный частицы, который составляют одно большое духовное и Божественное целое или тело, а что Бог есть душа этого тела.

Я понял, что если бы взять тело человека, и устроить так, чтобы оно было в вечном свете, — при вечном блаженстве, то что бы стало с этим телом? Представьте, что мозгу не нужно было бы работать; о чем ему думать, когда все так прекрасно, лучше ведь не выдумаешь; желудку не нужно было бы питаться, ибо он всегда сыт. Зачем движете или перемена места, когда везде одинаково хорошо; зачем руки, когда им нечего делать, то же относится и к чувствам: — зачем любить, когда нет другого чувства кроме любви, зачем блаженство, когда даже и понятия нет о другом состоят и, зачем свет, когда мы его не замечаем, ибо не знаем тьмы?

Такое тело не может существовать, все атомы, которые составляют это тело, распадутся, потому что нет никакой борьбы, никакого стремления и душа не можете жить в таком теле, а особенно такая великая душа, которая сама полна всех стремлений, всех великих порывов, и потому все эти маленькие части, непременно должны быть разные, — разно чувствовать, разно понимать, разно стремиться и бороться между собой, будут стремиться один к другому, в борьбе будут жить, волноваться, двигаться, кружиться, соединяться, разъединяться, чтобы потом опять сплотиться, и одни будут подчинять себе других в составят одно целое; и когда все эти атомы соединятся плотно, тогда они подчинятся душе и дух возьмет перевес над телом и постепенно обратит это тело в высшее, духовное, но столь духовное, что уже нельзя будете разобрать, где душа, где тело, и произойдет полное слитие. Тогда настанет то, чего мы и представить себе не можем, — да и невозможно представить, смешно даже силиться все это