– Могу себе представить, – поддакивает майор, разлиновывая свой лист бумаги.

– Бывают моменты, когда я просто вынуждена дать волю художнику, живущему внутри меня, – говорит Белинда, развязывая свой халат сверху.

– Да, – говорит майор, приподнимаясь на своем стуле.

– Бывают моменты, когда полезно выпустить все это наружу, – с воодушевлением продолжает Белинда, и ее большая грудь вздымается в такт дыханию. – Освободить.

– Да, верно, – соглашается майор, выбирая голубую краску для неба.

– Я знала, что вы поймете, майор, – продолжает она, задирая юбку и демонстрируя довольно обширную, всю в венах, белую ляжку, покрытую толстыми темными волосками, – поскольку вы художник.

– Да, – говорит майор. – Но прежде всего я армейский офицер. Художник во мне, к сожалению, вынужден занимать второе место.

– О, но это второе место совсем близко к первому, майор. Конечно же, совсем близко. Страстный мужчина, такой, как вы, не может все время сдерживать свои желания. Вы же должны давать себе волю иногда? – Белинда расставила ляжки, в вороте расстегнутого халата видна ложбинка меж дряблых грудей. – Вы должны извергаться… майор! Извергнитесь, как… как порочный, страстный вулкан!

– Я часто думаю, что трудно переоценить значение самообладания, – говорит майор, взгляд его неотрывно прикован к виду.

– Правда, майор? – Белинда наклоняется вперед на своем камне, стараясь перехватить его взгляд. – Мне нравится мысль о том, что кто-то вынудит меня научиться самообладанию.

– Да… – говорит майор, внезапно окуная свою пропитанную краской кисть в банку с водой. – Это дом американки там виднеется, спрятанный за холмом?

– Что? – спрашивает Белинда.

– Американки? Это ее дом вон там? – спрашивает майор.

– Гм… да, – сдается Белинда. – На чем мы остановились?

– Вы выработали план на сегодняшний вечер? – спрашивает он.

– Что, простите? Нет, – отвечает Белинда. Первый ее стратегический план на сегодня не сработал, и она с неохотой принимается за следующий.

– Ну так вот. Вот что я бы сделал, – говорит майор, выбирая симпатичный серый цвет для облаков. – Я бы обошел весь дом и внимательно его осмотрел. Если она с вами непосредственно соревнуется, вам нужно в точности знать, что она задумала. Кто предупрежден, тот вооружен.

Белинда склоняется на бок, опираясь на локоть, и начинает неохотно рисовать зеленый холм, который видит перед собой. Майор продолжает говорить, потчуя ее перечислением разнообразных методов и средств, которые она имеет в своем распоряжении. Он описывает сражения, в которых участвовал, и под конец примерно час рассказывает о своем опыте военных действий на Фолклендских островах и во время первой войны в Заливе. К тому времени как его повествование иссякает, то же самое происходит с Белиндиной страстью к майору, к виду и, по правде сказать, к Искусству. Как ни грустно, ее рисунок это доказывает. Два зеленых мазка, серо-голубая полоса и коричневый квадрат явно не полностью отображают прекрасный пейзаж. Чувствуя себя больной, неудовлетворенной, ощущая глубочайшую скуку и онемение в спине, она заявляет, что должна вернуться в «Casa Mia»: Мэри вечно понятия не имеет, куда девать покупки. Майор говорит, что ему нужно еще десять минут, чтобы закончить рисунок, и он вскоре к ней присоединится.

Возвращаясь на виллу, Белинда слышит смех.

– Что смешного? – спрашивает она, поднимаясь по лестнице на террасу и обнаруживая там Мэри и Пэт, которые вместе пьют кофе.

– Да так, ничего, – улыбается Мэри.

– Нет, перестань, – требует Белинда. – Расскажи мне.

– Просто мы столкнулись с красивым мальчиком, который живет в деревне, – хихикает Пэт, – и он не мог оторвать от Мэри глаз.

– С каким мальчиком?

– Да ничего не было, – говорит Мэри.

– Не глупи, – настаивает Пэт. – Возможно, я близорука, но все-таки не слепа. Он не мог оторвать от тебя глаз. У меня почти возникло желание ретироваться. Правда, Белинда, говорю вам. Он донес нам сумки и открыл дверцы машины. Он поцеловал нам руки, – вздыхает она. – Клянусь, он влюблен в нее. Он влюблен в тебя, – смеется она и грозит Мэри пальцем.

– Кто? – спрашивает Белинда, топая правой ногой и чересчур сильно возвышая голос. – Кто? Кто в нее влюблен? – повторяет она снова, более учтиво.

– Тот красивый мальчик – Франко. Джанфранко, – ухмыляется Пэт, быстро-быстро моргая огромными глазами от воодушевления.

– О! – говорит Белинда, поправляя свой халат художника. Она сурова и раздражена. – Местный крестьянин, на все руки мастер, – как потрясающе увлекательно!

Все молчат. Мэри рассматривает свои туфли, а Белинда устремила взгляд в долину.

– Д-да-а-а, – бормочет Пэт в тишине, вставая. – Ну, – замечает она, глядя в расчищающееся небо, – погода снова прояснилась. Ни малейшей опасности, что во время вечеринки будет дождь.

– Да, – шипит Белинда, подходя к балкону с окном. – Я отлично это вижу.

Белинда уползает наверх и остаток дня проводит, запершись в своей спальне и роясь в платяном шкафу. Оттого что ее амурные поползновения были отвергнуты и, следовательно, акварельная сессия оказалась практически проваленной, убежденность в том, что ее появление на сегодняшней вечеринке пройдет без сучка без задоринки, еще больше возросла.

Роль неприглашенной гостьи особенно сложна тем, что касается костюма. Но она намерена правильно сыграть ее. Если хоть немного переборщить с нарядом, все пропало – вас ждет разочарование: вы будете выглядеть так, будто слишком старались. Если хоть немного недоработать свой костюм, это будет выглядеть так, будто и вы, и хозяйка не были готовы к встрече. Поэтому она ищет что-нибудь, соответствующее критериям модного, небрежного и ужасно непринужденного. Непринужденность, естественно, самый важный элемент. В конце концов, она придет с настроением прощать. Она прощает Лорен за то, что та не внесла ее в список.

Итак, Белинда проводит большую часть дня, стараясь решить, какой цвет наиболее прощающий: зеленый или пурпурный? Зеленый ассоциируется с этим грязным чувством, с ревностью, – так она думает и в конечном счете выбирает пурпурный. Это императорский цвет, но при этом и непринужденный: в Белиндиных глазах это очень выгодная комбинация. Надев свободный пурпурный костюм, она присвистывает от восторга перед зеркалом в холле, любуясь тем, как находчиво повязала волосы платком, вышитым пурпурными и золотыми нитками. Теперь ее голова похожа на жженый сахар.

– Как ты думаешь, это не слишком? – спрашивает она Мэри. Большие, с бусинами, серьги-висюльки в ее ушах неистово раскачиваются туда-сюда.

– Ну…

– Я не хочу доминировать на этом действе.

– Понятно.

– Я не хочу затмить всех на вечеринке у americana, ни в малейшей степени, – продолжает она, – но время от времени нужно выглядеть как надо. А, насколько я помню, в прошлый раз, когда я это надевала, Дерек не мог от меня рук оторвать.