Турецкий не был знаком с Никитиным, но тот ему как-то сразу приглянулся — уравновешенный, без излишнего пиетета перед широким погоном. Чем-то он напоминал Колю Щербака — тоже худощавый, но уверенный в себе и, главное, спокойный. Грязнов их познакомил, и Никитин слегка улыбнулся — видать, слышал уже о приятеле своего начальника.

— Ну докладывай, с чем пришел, — с ходу приступил Вячеслав.

Доклад был недолгим, но Турецкий увидел, что Славкины оперативники успели сделать за короткое время достаточно много. И, похоже, ничего мимо.

Особняк, или правильнее было бы его назвать небольшим этаким замком о четырех уровнях, два из которых приходились на подвалы, принадлежал родной сестрице Муслима Алиева — Фатиме, беженке, потерявшей мужа в первые же дни войны между Арменией и Азербайджаном, бывшими братскими республиками Советского Союза. А куда все тогда побежали? Конечно, в Россию — главную виновницу их национальных бед, но все равно под крыло старшего, так сказать брата — русского, который не должен обижаться, если ему сядут на шею и ножки свесят. Видно, и мечтать не могла Фатима с целым выводком своих малолетних детишек, что в России будет иметь то, о чем и не мечтала у себя на родине. По весьма усредненным оценкам фирмы, возводившей особняк — оказывается, и ее успели отыскать оперативники, и даже получить, в неофициальном, разумеется, порядке, детальный план считающегося в общем-то типовым дома, — строительство обошлось «заказчице» Фатиме Гаджиевой, ибо только ее имя фигурировало во всех документах, порядка трех миллионов долларов. А вот откуда у нее такие деньги, этот «мелкий вопрос» никого не интересовал. Обмолвилась, говорят, однажды, когда дело коснулось налогов нигде не работающей вдовы, что «проедает» наследство родственников, оставшихся за границей. Естественно, что ни о каком брате-бизнесмене из Азербайджана также речи не заходило.

Однако соседи, с которыми успели потолковать оперы, подтвердили предположение о том, что среди довольно часто навещающих вдову крутых гостей, вероятно, имеются и ее родственники, ну те самые, на которых Фатима привыкла ссылаться. Видели и очень толстого, можно сказать — жирного до безобразия, совсем еще не старого мужика, который приезжает только с охраной на трех джипах. И дорожная милиция на повороте с Киевского шоссе ему всегда честь отдает. Впрочем, эти сведения были получены не от самих соседей — рядом-то возвели свои усадьбы тоже людишки далеко не бедные, а от прислуги — в основном из числа местных жителей, работавших на новых хозяев жизни.

Но что самое любопытное, местная милиция категорически отказалась отвечать на любые вопросы, касавшиеся, так или иначе, той же Фатимы, ее соседей, ссылаясь на отсутствие указания сверху. Короче, ничего не знаем, не имеем права разглашать, все сведения закрытого порядка, ступайте к областному руководству — прикажет, тогда приходите, подумаем. По закону вмешательство в частную жизнь человека, если нет доказательств совершенного им преступления, запрещено. А мы, то есть местные правоохранители, свято чтим букву закона.

На фоне этаких заявлений оперативники не решились даже и поднимать вопрос о фордовском джипе, боялись спугнуть воров, если машина находилась здесь. Хотя встречный интерес со стороны местной власти был, естественно, проявлен, и довольно активно. А чего приехали? А почему именно эти люди интересуют? Хорошо хоть, догадались с самого начала не одну мадам назвать, а пяток ее соседей тоже. В общем, сразу сто вопросов, ни на один из которых любопытные стукачи не получили ответа. В том же, что все они были давно и на корню куплены, сомнений просто не оставалось.

Вот и решайте теперь, господа начальники, на основании чего, каких таких фактов, мог бы позаботиться Константин Дмитриевич о постановлении на обыск в доме мадам Гаджиевой? Общие подозрения? Чьи-то намеки? А если все эти разговоры, точнее, болтовня обычная пустышка? Позора ведь не оберешься…

Посмотрели друг на друга Турецкий и Грязнов и… оба одновременно улыбнулись. Ну да, об одном подумали. О том, что ребятам из седьмого отдела больше там пока светиться незачем, и так спасибо за проделанную работу. А пора вступать в большую игру уже «Глории». Устанавливать круглосуточное наблюдение, все фиксировать, проводить теперь более детальное расследование и так далее. Включая, чем черт не шутит, и несанкционированное проникновение на чужую территорию. А куда денешься-то? Тут ведь главное что? Не попасться. Не может ведь богатая вдова с малышней жить в таком замке одна. Значит, есть охрана. А где она расположена, когда меняется, сколько ее — много серьезных вопросов возникает, едва только начнешь разбираться в деталях. И враги у тебя окажутся сразу со всех сторон — и охрана, и менты, «свято чтящие букву», вот ведь какое дело…

Словом, на том и остановились. Вячеслав попросил представить ему имеющиеся материалы, план усадьбы там, прочее, поблагодарить ребят от его имени и продолжать заниматься своими насущными делами, которых в отделе было, как всегда, невпроворот. После чего отпустил майора. Александр Борисович простился с ним почти по-дружески.

3

Позвонила Эмма и сказала, что она уже на Садовом и скоро будет сворачивать на Каретный. Турецкий отправился к проходной ее встречать.

Нет, наглая, конечно, дамочка. Она развернулась там, где ей понравилось, то есть прямо посреди улицы, и «тойота» с ходу причалила к тротуару напротив проходной. Но Александр Борисович, стоявший рядом с дежурным милиционером, только с улыбкой переглянулся с ним: мол, во дает! — но выходить не торопился. Он все ждал, кто появится следом. И дождался. К противоположному тротуару подкатила серебристая «бээмвэшка» и остановилась. И никто из нее выходить не стал. Только приспустилось боковое заднее стекло, и оттуда словно бы потянулась струйка дыма. Вот теперь все нормально.

Турецкий слегка тронул дежурного за плечо:

— Ну пора и встретить. А к тебе, браток, просьба, попроси кого-нибудь между прочим срисовать номерок вон того красавца. Я буду у Грязнова, позвони, не сочти за труд.

Эмма сразу открыла дверцу со стороны пассажира, но садиться к ней в данный момент совсем не входило в планы Александра Борисовича. И он сразу повел себя официально — для тех, кто находился в машине напротив. Тем более что они наверняка поставили на «тойоту» прослушку. Как и в прошлый раз, но тогда ее снял Щербак. Интересно, была ли на этот счет какая-нибудь реакция с их стороны? Или, может, они решили, что изделие с Митинского рынка оказалось некачественным и отлепилось само от удара колеса по выбоине на дороге? Ладно, спросим при случае.

Он поклонился Эмме:

— Здравствуйте, Эмилия Леонидовна, — и подмигнул ей, словно заговорщик. — Рад, что вы сочли возможным… э-э… Между прочим, вы, э-э, можете оставить машину здесь. Дежурный понаблюдает, чтоб ничего… э-э, с ней не случилось. А нам придется пройти в Экспертно-криминалистическое управление, где, как я вам имел честь сообщить… э-э, будет произведена экспертиза. То бишь опознание в соответствии со статьями сто шестьдесят шестой и сто шестьдесят седьмой Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, если позволите.

— Как скажете, — сухо отозвалась Эмма и выбралась из-за руля. Она «вякнула» сигнализацией, вспыхнули и погасли косые японские фары.