Глядя в холодные глаза отчима тем утром, Кэтлин заставляла себя не думать, почему Тайлер никак не отреагировал на ее новость об «Эспаде», почему в том, как он занялся с ней любовью, ей почудилось отчаяние… Почему он попросил прощения?

Глядя Джонасу в глаза, Кэтлин посоветовала ему не лезть не в свое дело, а затем зашла в дом и позвонила Тайлеру…

Еще три раза она попадала на автоответчик, пока не осознала со всей ясностью, что он не хочет говорить с ней, не хочет перезванивать и встречаться снова.

– Едешь кататься?

Кэтлин увидела улыбающегося Джонаса, направляющегося к ней.

– Тпру-у-у. – Кэтлин в последний раз поправила подпругу и вскочила в седло. – Шарлотте нужно размяться. Я погоняю ее немного.

– Ты вернешься к ленчу? – заботливо спросил Джонас. – Тебя ждет сюрприз.

– Вернусь.

Джонас схватил лошадь под уздцы.

– И ты не спросишь, какой?

Кэтлин вымученно улыбнулась.

– Если я спрошу, сюрприз перестанет быть сюрпризом.

Отчим хихикнул.

– Говоришь, как настоящая Бэрон, – довольно произнес он и отпустил лошадь.

Настоящая Бэрон. Так ли это? Наверное, она стала ею, ведь только настоящая Бэрон может унаследовать «Эспаду». Кэтлин прислушалась к себе, ожидая прилива радости из-за того, что мечта сбылась, но ничего не ощутила. Она была безразлична ко всему с того момента, как поняла, что Тайлер не позвонит, что она была для него женщиной на одну ночь. Он настойчиво преследовал ее, а добившись, потерял к ней интерес.

Лошадь занервничала, чуя настроение хозяйки.

– Успокойся, девочка. – Кэтлин погладила кобылу по голове.

Она повернула лошадь к холмам, ограничивающим земли «Эспады» с севера, и пустила ее галопом. Теплый ветер бил Кэтлин в лицо, трепал волосы, и наконец она перестала чувствовать что-либо, кроме тепла, ветра, лошади и аромата луговых трав.

Пустив Шарлотту сначала рысью, а потом шагом, Кэтлин снова заговорила с ней. Прошлой ночью они с Абелем решили, что было бы неплохо, если бы в «Эспаде» появился жеребенок.

– Скоро, – прошептала Кэтлин, – я представлю тебя тому красивому жеребцу из последнего стойла. – (Кобыла навострила уши). – Мой тебе совет, девочка. Получи удовольствие, но не верь ни единому его слову.

Лошадь заржала, и Кэтлин засмеялась, но смех застрял в горле, превратившись во всхлип. Кэтлин подняла голову и посмотрела в безоблачное небо.

– Будь ты проклят, Тайлер Кинкейд, – прошептала она. – Будь проклят.

Пригнувшись к шее лошади и натянув поводья, Кэтлин пустила ее галопом.

Тайлер стоял в патио своего дома среди техасских холмов и смотрел вдаль.

Этим утром экспресс-почтой ему доставили пакет, и теперь он лежал перед ним на столе. Пакет был пустой, потому что разгадка рождения Тайлера находилась в его дипломате. Частный детектив закончил работу.

Среди полученных Тайлером документов было заверенное заявление женщины, работавшей помощницей доктора, принявшего 18 июля тридцать пять лет назад живого младенца мужского пола у роженицы Хуаниты Бэрон. Еще одно заявление было подписано женой доктора: в предсмертной исповеди тот признался в соучастии в обмане – он объявил этого младенца мертворожденным.

Но был еще один документ – по мнению Тайлера, самый важный.

В тонкой папке лежали сведения о том самом ковбое, которого Джонас Бэрон считал отцом Тайлера. Молодой человек мог быть другом Хуаниты, ее доверенным лицом… но никак не отцом ее ребенка. Частный детектив не только установил имя ковбоя, но узнал его биографию. Парень служил в армии и был серьезно ранен, что привело к неспособности иметь детей.

Сомнений больше не осталось. Потребуй Тайлер проведения теста на ДНК, анализа крови – результат лишь подтвердил бы правду.

Его отцом был Джонас Бэрон.

Тайлер отвернулся от безмятежной картины холмов и цветущих лугов.

– Проклятый сукин сын! – закричал он, но боль и гнев в его душе не утихали. Он ударил кулаком по стеклянной поверхности столика, стоящего в патио, но стекло было прочным и не разбилось. А он хотел разбить и увидеть осколки, похожие на осколки его жизни. И его сердца.

Подхватив дипломат, Тайлер вышел из дома и направился к машине.

Пару недель назад результаты поиска обрадовали бы его. Тайлер получил бы ответы на свои вопросы и без сожаления расквитался бы с Джонасом Бэроном.

Но он влюбился в Кэтлин. Какой смысл отрицать это? Он любит ее всем сердцем и знает: соверши он задуманное, она возненавидит его. Он собирается уничтожить ее отчима, которого она искренне любит; сделать врагами ее сводных братьев, которых она обожает, а он никогда не узнает; лишить ее того, что с детства стало частью ее души. «Эспада». «Джонас оставит «Эспаду» мне», – сообщила ему Кэтлин. И когда Тайлер посмотрел ей в глаза, он понял, что она делится с ним самой большой радостью в своей жизни. А он стоял перед ней неподвижно, руки вдоль тела, голова опущена. Ему казалось, что он тонет, что его легкие разрываются, а перед глазами мелькает вся жизнь.

Вот и сейчас он вспомнил вечеринку по случаю дня своего рождения, частного детектива, пообещавшего перевернуть Землю, но разгадать тайну рождения Тайлера, Джонаса, хвастающегося, как он терроризировал неверную жену, Кэтлин… его любимую Кэтлин, ее лицо, напряженное от страсти, когда она отдавала ему свою невинность. И еще он увидел лицо женщины, которую никогда не знал, которая отдала свою жизнь за то, чтобы мог жить он.

Как он мог забыть о Хуаните Бэрон? О ее жертве, принесенной во имя его жизни? Он готовился узнать банальную историйку о маленькой, наивной девочке, попавшей в жизненный переплет, но история Хуаниты Бэрон восходила к древнегреческим трагедиям. Молодая отчаявшаяся жена. Жестокий муж. Ребенок, чей первый крик совпал с последним вздохом его матери…

– О господи, – простонал Тайлер, поднимая лицо к небу.

Если он завладеет «Эспадой», он разобьет сердце Кэтлин.

Если он этого не сделает, ему придется жить с мыслью, что он предал женщину, давшую ему жизнь самой высокой ценой.

Тайлер развернулся и пошел назад в патио, где совсем недавно они с Кэтлин занимались любовью.

Если бы только тем утром он рассказал ей правду. Правду о себе, о своем ужасном прошлом, о своих намерениях, о своем долге перед матерью. А главное, он должен был сказать, что любит ее.

Кэтлин тоже любит его. Он знал это. Ее любовь плескалась в прекрасных глазах, чувствовалась на губах, когда он целовал ее губы и тело.

Пусть она любит «Эспаду», но может… может, его она любит больше?

Тайлер задержал воздух в легких, затем с шумом выдохнул. Включил автоответчик, чтобы еще раз послушать любимый голос. Первое сообщение было радостным и полным любви, второе – менее радостным, но все еще ласковым, в последнем, третьем, она говорила, что все понимает и не ждет его звонка… Нет, она ничего не понимает, не может понимать.