— А никак. Просто подтвердишь где надо, что оборудование вышло из строя. Тебе за это ничего плохого не сделают.

— Точно?

— Гарантирую! — поклялся кладовщик, алчно зыркая на меня.

— Ну давай, мне все равно.

— А мне — не все равно. — Он начал запирать дверь, а я стоял рядом и наконец спросил:

— Я могу идти?

— Что? — Он удивленно обернулся. — Куда? А-а, конечно, иди.

На лестнице он вдруг нагнал меня и окликнул:

— Холо есть?

— Нулевое, — вздохнул я.

— Значит, нет холо, — деловито констатировал он. — А стало быть, к девочкам тебе ходить нельзя.

— А что? — Я даже остановился. Может, он хочет посмеяться над моей социальной незначительностью?

Он не смеялся, а только оценивающе рассматривал меня, уперев руки в бока.

— Ладно, — сказал он. — Пошли к девочкам. За так, без всяких там холо. Я тебя проведу.

Я не нашел ничего лучше, как смущенно пробормотать «спасибо». Очевидно, этот парень решил отблагодарить меня за фиктивное списание батареи.

— Отработаешь, — усмехнулся кладовщик и похлопал меня по плечу. — Ну пошли.

Оказалось, его зовут Фил. Раньше он был простым болотным пехотинцем. Но потом ценой тяжелых усилий, долгих уговоров, унижений и хитрых комбинаций он смог получить хозяйственную должность и серую тыловую форму. Уцим на его новом месте прибывали не столь быстро, как в строю, но он так решил. Потому что в гробу он видел эти болота, этих ульдров с ивенками, и в особенности этих командиров.

Я пробовал выяснить, куда мы все-таки идем, но он только хитро щурился. Наконец мы пришли, и все стало ясно без пояснений.

Мы остановились перед высоким проволочным забором, за которым в строгом порядке выстроились длинные приземистые здания. Между ними — аккуратные дорожки, скамейки. И повсюду люди, очень много людей.

Это был лагерь пленных.

Я много раз пытался представить себе, как выглядят наши заклятые враги ивенки. Сначала они представлялись в образе хищных индейцев, быстрых и коварных, невидимых на фоне болот и островов. Потом, когда я увидел сожженную автоколонну на дороге, воображаемый образ стал другим. Теперь ивенки казались кем-то вроде моджахедов — тоже диких, но владеющих автоматами, радиосвязью и дистанционными минами.

Теперь я видел, что всякий раз ошибался в предположениях.

Ивенки были очень высокими и осанистыми. Длинные, до пят, накидки подчеркивали это. У всех острые черты лица, темные глаза, брови вразлет. Длинные волосы — у одних рассыпанные по плечам, у других — собранные в высокий пучок на макушке.

Прямые, плечистые, неторопливые — они даже в клетке не были похожи на пленников. И все-таки они были одной расы с ульдрами. Это замечалось по красноватому оттенку волос, по слегка приплюснутым носам, по могучему, почти звериному телосложению. Но дикарями я бы их не назвал, это точно.

— Ну чего вылупился? — сказал Фил. — Идем.

Мы оказались перед высокими воротами. За ними был устроен своеобразный тамбур из сетки и колючей проволоки, внутри которого стояла на высоких столбах будка для охраны.

— Лиус! — позвал мой попутчик.

Выглянул охранник — кругленький, мясистый, весь в складках и ямочках. Он спустился к нам, дожевывая на ходу.

— Принес?

— А как же! — Фил усмехнулся и передал Лиусу какой-то сверток.

— Премного благодарен. — Лиус заулыбался, все его складочки и ямочки расползлись по лицу, как жучки.

— Отработаешь, — равнодушно проронил Фил. — Как договаривались.

Охранник перевел взгляд на меня:

— А он что? Ему тоже?..

— Нет-нет, нам одну, как договаривались. Он после меня пойдет.

— Ну, как скажешь, — проворчал Лиус, еще раз недоверчиво глянув на меня. — Сейчас приведу.

Он загремел ключами, прошел через ворота и зашагал прямо по территории лагеря, бесцеремонно расталкивая встречных ивенков плечами. Пленные на это почти не реагировали, только провожали его долгими равнодушными взглядами.

— Вон тот барак, — начал объяснять Фил, — он женский. Самочки хороши, точно говорю. Их, правда, днем не выпускают к мужикам, чтобы беспорядков не случалось. А ребята сколотили маленькую хибарку за территорией, перетащили туда кровать из казармы. Все условия! Сначала я пойду, потом — ты. Потом — опять я. А разбогатеешь — сам будешь друзей водить…

— Ага… — машинально ответил я. — Слушай, Фил, а эти самочки — они такие же здоровые, как самцы?

— Что? — Фил нахмурился. — Конечно, здоровые! Думаешь, больные? Да я, чтоб ты знал, первым делом санитара привел, он все пробы сделал!

— Я говорю, они такие же сильные? Не боишься, что вылетишь из хибарки без башки?

— Не-ет! — Фил рассмеялся. — Они тихие. Вон, сам погляди, мужики-то — и те малахольные.

— Не знаю… — с большим сомнением проговорил я.

— Точно. Это они на болотах борзые, а здесь… Знаешь, их бабы вообще тебя как будто не замечают. Чего хочешь, то и делай.

Из-за угла барака показался охранник Лиус, он вел высокую худощавую женщину, замотанную до самых пят в белые полотнища. Я с самого начала чувствовал себя здесь неуютно, но сейчас стало просто гадко. Потому что весь лагерь смотрел, как нам ведут ее. И, наверно, весь лагерь знал, зачем. Я только не понимал, почему ивенки не защитят свою женщину, почему спокойно смотрят? Их же тут тысячи, так почему они не рвут на куски охранника? Видимо, у Цивилизации есть хороший способ делать их смирными.

Охранник подошел к воротам. Лицо женщины наполовину закрывали белые тряпки, да к тому же она смотрела вниз. Я никак не мог увидеть ее лицо, а главное — ее глаза.

— Нормально? — спросил Лиус.

— Ну… ничего, — проговорил Фил, приглядываясь.

— Ну, говори — годится? — Лиус взял женщину за подбородок и резко поднял, чтобы мы увидели лицо.

Я ничего не увидел и ничего не понял. Лицо как лицо. Ни единой эмоциональной искринки, ни страха, ни презрения — ничего. Женщина была полностью закрыта, перед нами и в нашей власти было только ее тело.

— Я толстеньких люблю, — пробормотал Фил.

— Да где ж я возьму! — возмутился Лиус. — Откармливать, что ли, специально для тебя?

— Ладно, годится, — решил наконец Фил. — Проводи до заведения.

Мне нужно было немедленно уходить. Меня словно изваляли в грязи — заставили участвовать в похабном спектакле, который смотрели тысячи зрителей, пусть даже это пленные враги.

И я бы ушел, но захотел еще немного понаблюдать за ними, увидеть их привычки, услышать голоса. Не знаю почему, но ивенки показались мне жутко интересными. Вроде бы куда ни плюнь — везде дети разных миров, наблюдай до посинения. В казарме на каждой кровати по инопланетянину.