Журналистка позвонила Тео еще раз, и Тео смиренно ответил, что он «не присутствовал на заседаниях, где речь шла о судьбе больницы», но предположил, что журналистке стоит задать этот вопрос лидеру фракции большинства в коммуне. И журналистка позвонила партийному лидеру. Лидер ответил по мобильному телефону – он проводил отпуск в Испании. Журналистка с места в карьер спросила: «Почему все бюджетные деньги уходят от «Бьорнстад-Хоккея» «Хед-Хоккею»? И разве «Хед-Хоккей» не может найти собственных спонсоров? Тогда коммуна могла бы направить деньги на содержание больницы?» Может быть, политик чересчур расслабился, может, даже выпил бокал или коробку вина, потому что ответил: «Вы же понимаете, милочка, что это разные деньги! Совершенно разные бюджеты! Что касается хоккея, то мы отдаем предпочтение более перспективному клубу, а сейчас это «Хед-Хоккей», а не «Бьорнстад». Журналистка процитировала его в интернете, но опустила слово «хоккей». Теперь ответ звучал так: «Мы отдаем предпочтение Хеду, а не Бьорнстаду». Посыпались комментарии: «А-а-а! Хеду, как всегда, достанется все!! А ведь в Бьорнстаде живут такие же налогоплательщики!» Потом: «Тут выше уже писали: почему деньги на «Хед-Хоккей» находятся, а на медицинский центр в Бьорнстаде – нет???» И еще: «Что для политиков вообще важнее – хоккей или здравоохранение?»

Журналистка еще раз позвонила в Испанию и спросила: «Что важнее, ПО-ВАШЕМУ? Хоккей или больница?» Политик, закашлявшись, завел: «Нельзя так сталкивать лбами…», но журналистка нажала, и политик прохрипел: «Вы же сами, мать вашу, понимаете: я считаю, что больница важнее хоккейной команды!» Журналистка процитировала его ответ в газете, снабдив короткой ремаркой: «…сказал он, когда мы дозвонились до его испанской дачи». В статье как бы вскользь упоминалось, что вообще испанский дачник проживает в Хеде, а не в Бьорнстаде.

Когда журналистка снова позвонила Ричарду Тео и попросила об интервью, тот предложил ей приехать в администрацию. Потому что он, Тео, работает без отпусков.

– Служить этой коммуне – высокая честь, а не просто работа, – закончил он.

Следующая статья в местной газете вышла с фотографией: Тео сидел в безлюдной столовой здания администрации и усердно трудился. На вопрос «хоккей или больница?» он ответил:

– Я считаю, что налогоплательщики заслужили право на такое устройство общества, где не нужно выбирать между больными и здоровыми.

* * *

Вскоре на сайте местной газеты появилась новая статья. Никто не знал, где журналистка на временной ставке нарыла такие новости, но вдруг оказалось, что существует документ, подтверждающий, что всю эту весну ведущие политики коммуны тайно обсуждали судьбу больницы в Хеде. В статье утверждалось, что рабочие места в одном из отделений больницы, возможно, удастся сохранить, если немедля закрыть «более дорогостоящее» отделение. Газета «из надежных источников» прознала, что в отделении, которое желали сохранить «члены правящей элиты», работали в основном жители Хеда, а в том, которое собирались закрыть, было больше сотрудников из Бьорнстада.

Много позже выяснилось, что это утка, но какая разница? Все равно лейтмотивом новостной ленты того лета было «Скоро в Бьорнстаде станет еще больше безработных».

А комментаторы сайта делали то же, что и всегда: почуяв кровь, разжигали пламя.

* * *

Как-то летом некая чиновница из администрации, политик местного значения, пришла в автомастерскую Хряка за своей машиной: обзор через лобовое стекло оказался несколько затруднен вследствие попадания в капот топора. Капот Бубу перелакировал, но, когда женщина достала кошелек, покачал головой: «Тут уже пришли и заплатили». Имени он называть не стал, но женщина и так поняла. По дороге домой она тряслась от мысли, что вот сейчас увидит мужчин в черных куртках, но у дверей дома ее не ждало ничего ужасного. Только ослепительной красоты букет. Карточка гласила: «Не бойтесь, у вас по-прежнему есть друзья. Мы не позволим темным силам победить! Ричард Тео».

Женщина позвонила, сказала спасибо. Тео был кроток, ни о каких ответных услугах не просил, чем вызвал у собеседницы уважение. Положив трубку, Тео улыбнулся. Обычно он загодя продумывал свои действия, но иногда позволял себе хоккейную тактику – полагался на свою интуицию и мгновенную реакцию. Однажды вечером, незадолго до праздника летнего солнцестояния, после собрания по поводу «Бьорнстад-Хоккея», куда местная политическая элита вызвала Петера, женщина-политик остановилась в коридоре у кофейного автомата, не решаясь выйти. Проходя мимо нее, Тео заметил:

– У вас невеселый вид. Что вас так тревожит?

Партия, в которой состояла женщина, официально не имела никакого отношения к Ричарду Тео, но слова участия творят чудеса. Женщина призналась:

– Да вот не знаю, как быть. Все говорят, что бьорнстадский хоккейный клуб – банкрот, но я совсем не в курсе спортивных дел! Вдруг кто-нибудь спросит, что я думаю? Что отвечать?

Тео приобнял ее:

– Ну, ничего страшного не произошло. У коммуны остается еще один хоккейный клуб. Скажите – пусть бьорнстадские фанаты болеют за «Хед-Хоккей», вот и все!

Женщина вышла из администрации, ответила на вопрос хедских фанатов, и ее ответ записали на видео. А потом кто-то всадил ей в машину топор. На следующий день однопартийцы не выказали ни малейшего сочувствия, только шипели: «Хватило же ума ляпнуть «пусть болеют за Хед»? В ЭТОЙ коммуне?» Что тут ответишь? Что ей посоветовал так сказать Ричард Тео? Женщина помалкивала, однопартийцы ругались, а она тайком смахивала слезы.

Вечером Ричард Тео явился к ней в кабинет, слушал и утешал, даже попросил прощения. У женщины появились новые враги, так что друзья стали нужны ей как никогда. Тео вызвался отогнать ее машину в мастерскую, пообещал заплатить за повреждения, уговаривал ее не тревожиться. Потом он подбросил женщину домой и просил при малейшей угрозе сразу звонить ему, в любое время суток. «Не нужно бояться, у вас есть добрые друзья», – напомнил он. И пообещал: «Я позабочусь, чтобы клуб наказал хулиганов, которые на вас напали. Я позабочусь, чтобы стоячие трибуны снесли!»

Никто из однопартийцев не спросил женщину, как она себя чувствует, никто не протянул ей руки, и она схватила ту, которую ей протянули. Руку человека с хорошей реакцией.

* * *

Прочитав газету, испанский дачник, разумеется, понял свою ошибку, прервал отпуск и вернулся домой. В аэропорту его встречал Ричард Тео.

– Ты что здесь делаешь? – спросил испанский дачник.

– Хочу тебе помочь.

Испанский дачник обидно захохотал:

– Да ну? Мы с тобой вроде никогда не были, как бы это выразиться… на одной стороне.

Но ему стало любопытно, а из-за статей о больнице он как-то напрягся. Тео пригласил его выпить кофе и дружески напомнил, что «мы с тобой оба работаем на благо коммуны» и что «неуверенность и раздрай никому не на пользу». Они немного поговорили о статьях, где речь шла о судьбе больнице; Тео посетовал на «неуклюжие формулировки». Испанский дачник злобно поносил «журналюх». И тут Тео вдруг выдал: