оставаясь один в своей комнатке, Блюм курил и продолжал изучать дело Мендля. Но почему именно он? По территории базы в поисках пищи бродили бездомные коты. Один из них прибился к Блюму. Трехцветный с большими серыми глазами. Он чем-то напоминал кота, который жил у них на улице Гродзка. То был кот Лизы. Им не разрешили взять его с собой в гетто. Как там его звали? Натан попытался вспомнить.

А, ну конечно же, Шуберт.

Блюм скармливал ему объедки и позволял слизывать крем от несъеденных пирожных с пальцев. Кот напоминал ему о той далекой жизни.

— Видишь этого человека? — Блюм показал фото Мендля коту, запрыгнувшему через окно в комнату. Трехцветный мяукал, выпрашивая молока и выгибал спину. — Они хотят, чтобы я нашел его в лагере среди тысяч людей. Может, среди ста тысяч. Безумие, правда? Подозреваю, что даже ты согласишься с этим. А если я не смогу разыскать его, со мной случится то же, что и с тобой, — приговаривал он, почесывая коту спинку. Натан достал кусочек пирога. — Застряну там навеки. Только мне никто не будет давать лакомиться кремом и пирогами, — он снова дал коту облизать свои пальцы.

— Тут на ипподроме, подозреваю, никто на поставил бы на меня, — кот мяукнул. — Вижу, Шуберт, друг мой, ты согласен со мной.

На пятый день Натану показали униформу. Она была сшита на заказ портными, работавшими на МИ-6. Это была свободного покроя рабочая куртка и тонкие штаны, если их вывернуть, они превращались в полосатую лагерную робу. Каждую деталь костюма подробно обсуждали с бежавшими из лагеря Врбой и Вецлером. Натану также выдали пару деревянных башмаков, в которые он едва смог втиснуть свои ноги.

— Неужели маловаты? — поинтересовался Кендри, не вынимая трубку изо рта.

— Ничего, сойдут.

— Но эти будут получше, чем большинство из тех, что носят там. Прыгать ты будешь в нормальных ботинках, но перед тем как отправиться в лагерь, избавься от них.

Не шестой день они собрались в комнате для совещаний, где обычно пилоты проходили инструктаж. Стросс подошел к карте, на которой была набросана схема лагеря и окружающих его объектов.

— Я знаю, что ты хотел бы услышать подробности плана твоей эвакуации, — произнес он с улыбкой.

— Да так, не помешало бы, — улыбнулся в ответ Блюм.

Даже Кендри хмыкнул у него за спиной.

— Нам известно, что для завершения строительства новой железной дороги до Биркенау немцы используют рабочую силу из числа заключенных. — Стросс отметил место на карте. — Биркенау — это фабрика смерти, которая находится прямо по соседству. Туда свозят венгерских евреев, их уничтожают сразу по прибытии. Тысячами. В газовых камерах.

— Тысячами… — Эта цифра ударила Натана словно молотом по голове, и он выругался про себя: — Pieprzyc! Твою мать!

— Ежедневно. По нашим сведениям, работы по строительству путей идут круглосуточно. Похоже, время их поджимает, — Стросс набрал воздуха. — Им нужно ускорить процесс уничтожения. Твоя задача попасть в бригаду, которую направят именно туда, на третью ночь твоего пребывания в лагере. Врба и Вецлер уверены, что это не составит труда. Охранника, который обычно надзирает за этими работами, оберфюрера Рауха, можно подкупить. Они утверждают, что это происходит в лагере сплошь и рядом. В ночную смену все стремятся попасть, потому что за нее дают вторую пайку.

— Подкупить? Но чем? — спросил Блюм.

— Об этом позже. Тем временем, важное обстоятельство: в ту самую ночь в ноль часов тридцать минут тамошние партизаны, а они вполне подготовлены и способны на такую акцию, как уверяет меня полковник, организуют нападение на ночную смену из близлежащего леса. Вот здесь, — Стросс указал место на карте. — Вот почему необходимо было запомнить окружающую местность. Когда начнется атака партизан, вы с Мендлем, как мы рассчитываем, побежите не к лесу, а в обратном направлении — к реке. Сюда, — указал Стросс. — Принципиально, чтобы во время неразберихи вы с Мендлем ускользнули именно туда, Натан. Вас встретят и доставят к месту встречи. Самолет сядет ровно в час тридцать. Охрана будет занята несколько минут, пока не прибудет подкрепление, и логично предположить, что те, кто попытаются бежать, направятся к лесу, откуда будут вести огонь партизаны, а вовсе не в сторону реки. В любом случае, засада вас прикроет. Вам все понятно?

Блюм кивнул:

— Думаю, да.

— Разумеется, если тебе не удастся найти Мендля, или он погибнет, или будет не в состоянии бежать, — Стросс пожал плечами, — тогда ты будешь один.

— Я понимаю.

— Таков план. Мы повторим его еще несколько раз, — Стросс присел на краешек стула. — Я уверен, что у тебя есть вопросы.

— Только один, для начала. Я рискую жизнью, полагая, что местные бойцы Армии Крайовой предпримут атаку на лагерь, — сказал Блюм.

— Они предпримут, — ответил польский полковник Радзиховский. — Можете в этом не сомневаться.

— И исходя из того, что охранника можно подкупить, — Блюм повернулся и улыбнулся Строссу.

— Да, — тот дважды постучал указкой по карте. — Именно так. Итак…

В комнате повисло напряженное молчание.

Блюм счел, что он должен спросить:

— Итак, когда я лечу?

Стросс посмотрел на британцев и получил последний одобрительный кивок от польского полковника:

— Двадцать третьего. В день полнолуния. Наилучшая видимость. Она понадобится нам, чтобы определить место высадки. Ты полетишь на новеньком истребителе «Москито». Они легкие, быстрые и в состоянии летать над радарами немцев. До Освенцима полторы тысячи километров по прямой. Но вы полетите над шведским Гетеборгом, затем на юг, через Балтийское море. «Москито» развивает скорость до пятисот километров в час. Учитывая кружной маршрут, вы будете на месте примерно через четыре часа. Мы постараемся отвлечь люфтваффе рейдами наших бомбардировщиков. — Он посмотрел на Блюма так, как смотрит адвокат в суде, после заключительной речи. — Все ясно?

— Значит, двадцать третьего, — подтвердил Блюм, чувствуя, как его бросило в жар.

— Да, — Стросс отложил указку. — Через два дня.

Глава 26

Несмотря на то что утро воскресенья у Блюма было свободным, он поднялся с рассветом — слишком нервничал. Натан опять принялся просматривать документы: карту лагеря, дело Мендля, — хотя все это уже прочно запечатлелось в его голове.

В полдень к нему в казарму явился Шуберт: судя по всему, его возможности разжиться едой в других местах исчерпались. Блюм выкладывал на подоконник крошки из своего пайка, когда в дверь постучали.

На пороге стоял Стросс.

— Прости за беспокойство, Натан, — произнес он. Блюм никак не мог понять, что выражает его лицо. Он держался скованно и явно испытывал нерешительность. С ним пришел Кендри, хладнокровный британец. Блюм не доверял ему.

— Не возражаешь, если мы присядем?

— Прошу, —