— Но что это? Господа, вы можете мне объяснить, что это? — опуская свой бинокль, спрашивает с удивлением Бури.

Ему никто не отвечает… Советники делают вид, что очень заняты, глаз оторвать от оптических стекол не могут.

— Салех, может, вы мне поможете разобраться, что происходит на поле боя?

Я ответил честно, что видел:

— Бой не получился, идет просто перебранка… Надо все начинать сначала.

— Вы слышите, господа, что говорит наш коллега? Бой не получился!

— Слышим, не глухие! — резко, со злостью отозвался мистер Уильямс.

— Да, да, сказалось наше отсутствие в отрядах. Ваши люди не могут без кормчего, — подал свой голос и Рахити.

— Учи не учи, грязный сброд, а не повстанцы, хуже стада баранов! — со злостью добавил американский советник.

— Вы не имеете никакого права так говорить об афганцах! — искренне возмутился я.

— Да плевать мне на тебя и на твоих афганцев! — нагло, с вызовом отвечает он. — Все вы недоразвитые верблюды!

Лицо у него побагровело, на шее вспухла синяя жила.

— А ну повтори, что ты сказал!

Мне бы не лезть на скандал, но рука сама потянулась к пистолету. Американец не ожидал с моей стороны проявления такой решимости, невольно попятился назад.

— Господа, господа! Прошу не горячиться, — поспешил ему на помощь Бури.

— С меня хватит! Я ухожу! — хрипит мистер Уильямс, выплевывает со злостью окурок сигары, каблуком огромного альпинистского ботинка вдавливает его в землю.

— Я тоже недоволен, господин Бури, — выступает с протестом Рахити. Лоб наморщил, ни на кого не глядит, руки скрестил на животе. — Мы, военные советники, всю душу вкладываем в обучение ваших повстанцев, а вы нас не цените!

— Да полно, полно вам, господа! — спешит с примирением Абдула. И тут же отдает приказ своему адъютанту:

— Махаммад! Давай зеленую ракету, отвести отряды на исходные позиции! А нам — виски! Для укрепления нервной системы и нашей союзнической дружбы! Пропустим по рюмке и начнем все сначала!

ГЛАВА XX

Вопрос: «Основная оппозиция Апрельской революции идет под религиозным знаменем. Приступили ли вы, будучи посредником между гражданской и религиозной властью, к каким-либо переговорам или диалогу с руководителями движений „Хезбе ислами“ или „Джамиате ислами“»?

Ответ: «Оппозиционеры, ведущие войну на границах, — это люди, лишившиеся своих религиозных привилегий. Существует два вида мусульманского вероучения: мусульманство, идущее из Мекки, и мусульманство, попавшее под влияние Англии, причем между обоими имеются значительные различия. Мусульмане-оппозиционеры являются „английскими мусульманами“, которые идут рука об руку с американским империализмом и пакистанской реакцией. Как вы понимаете, в таких условиях невозможно существование каких-либо контактов».

Из интервью председателя совета улемов моулави Абдулы Азиза Садека. «Поис» (Испания), 20 января 1980 г.

Учебный бой продолжался еще несколько часов. Согнав семь потов и сотворив здесь же на поле, рядом с пулеметами и гранатометами, намаз, мятежники, повзводно, гуськом потянулись в лагерь. Разбор учения Бури отложил на утро. Пришла пора обеда, позвал меня вместе с советниками отведать его хлеб-соль.

— Ты молодец, здорово осадил американца! Но нам никак нельзя с ними ссориться, никак! Постарайся ударить по рукам, пойди на мировую! — шепнул он мне перед самым обедом.

В просторной палатке нас ждал вкусный плов и изобилие горячительных напитков. Сразу же после первой рюмки Абдула почти насильно заставил меня первым протянуть руку мистеру Уильямсу. Окончательно конфликт был забыт после третьей доброй порции виски… Я только пригубил свою рюмку; а американец не церемонился, пил залпом, охотно, с наслаждением. Скоро он уже осовел, хлопал меня, как старого приятеля, тяжелой рукой по спине, дымил сигарой.

У Рахити от алкоголя щеки зарумянились, его потянуло на сальные солдатские анекдоты.

Бури был сдержан на напитки, подливал все больше своим советникам, предлагал тосты за верных союзников. Пили за нашу скорую победу, за освобождение родной земли от поганой нечисти, неверных и, конечно, за наших любимых союзников! Мистеру Уильямсу и господину Рахити желали с этой минуты еще сто лет жизни. Пили за их здоровье так, что к концу обеда Рахити стало просто плохо… Поспешил убраться из палатки на свежий воздух… Американец растянулся на чужом походном одеяле, захрапел, как у себя дома.

— А ну их всех к черту! — поднимаясь, сказал Бури. — Нас, афганцев, за людей не считают, а сами нажрались, как грязные свиньи. Я ненавижу этого разнузданного янки и хитрую лису Рахити. Но что поделаешь, мы в их руках, остается терпеть и терпеть… Пошли пройдемся, разомнем ноги, — предлагает Абдула, перешагивая через спящего крепким сном пьяного американца. — Пошли, Салех, нам есть о чем поговорить по душам… Предстоит нелегкая работа по созданию нашей партии «Шамшари ислами».

* * *

Не успела «Шамшари ислами» на свет народиться, а уже пошел о ней трезвон в прессе. Одни газеты с одобрением отнеслись к созданию новой партии афганских мятежников. Называли ее «прогрессивной партией ислама», «активной силой в борьбе с мировым коммунизмом». Другие ругали «Шамшари ислами», предавали проклятию Бури и его шайку преступников — ревизионистов святого учения ислама, изменивших вождю нации Гульбеддину Хекматьяру. Кто-то умело дирижировал разноголосым хором газетчиков, похвалой и бранью привлекая внимание общественности к новоявленной партии. О ней спорили, а фактически партии «Шамшари ислами» не существовало. Правда, был президент партии. На этот пост неизвестно кем был назначен Абдула Бури. Он самолично подобрал и утвердил членов революционного комитета партии. Со мной их число возросло до пяти человек.

— К сожалению, не могу сейчас познакомить тебя, Салех, с политическими коллегами, — сказал Бури, когда мы остались с глазу на глаз после сытного обеда. — Они все там, — он махнул рукой в сторону гор. — Командуют моими отрядами на фронте. А я вот здесь… Выполняю нелегкую миссию лидера партии. Разрабатываю ее политическую платформу. Хочу творчески применить ислам в современной обстановке, отказаться от догм средневековья, взять на вооружение партии все, что нам подходит в борьбе против нового режима в Кабуле.

Разговор об исламе, оказывается, был любимым коньком Абдулы. Сразу же, как миновали караульную будку учебного лагеря, остановился, глаза загорелись, заговорил торопливо, словно боясь, что перебью на полуслове, оборву, не дослушаю. Он излагал свои сокровенные думы, хотелось еще и еще раз проверить себя на новом собеседнике и, конечно, услышать похвалу и восхищение своим умом и исключительностью.

Я слушал откровения Бури и удивлялся его цинизму и обнаженности по отношению к самому святому для мусульманина — исламу. Лидер новой партии задумал вытравить из учения ислама все, что привлекало в нем к себе народные массы Востока. Это — элемент протеста против враждебного гнета, колониализма и