Всадница спешивается, из-под тяжелых одежд кочевницы блестит серебро ее доспехов. Вся она увешана оружием – не меньше дюжины клинков блестит в лунном свете. Ветер взметает из-под ее ног сухие листья. В свете звезд волосы всадницы кажутся такими же серебряными, как ее лицо.

«Этого не могло быть, – в панике думаю я. – Я этого не помню. Она же бросила меня. И никогда не возвращалась».

Керис Витурия опускается передо мной на колено, но ближе не подходит, будто не желая меня пугать. Она кажется такой молодой, что я едва ее узнаю.

– Как тебя зовут, малыш? – Вот голос я узнаю сразу, ее резкий и холодный голос, такой же бесчувственный, как пустыня вокруг нас.

– Ильяас.

– Ильяас, – повторяет она, будто силясь нащупать значение моего имени. – Хорошо. Ступай к каравану, Ильяас. В пустыне ночью бродит немало темных тварей.

Я не слышу собственного ответа – память переносит меня в другое место, в комнату, где нет ничего, кроме койки, стола и огромного камина. Стрельчатые окна и толстые стены, запах соли в воздухе говорят мне, что я в Навиуме. Лето приходит на юг рано, и воздух в комнате жаркий и тяжелый. Кроме того, в камине ярко горит пламя.

Керис кажется сильно постаревшей со времени нашей последней встречи, когда она отравила меня. Она раздевается. Поднимает нижнюю рубашку – и я вижу след сильного ушиба, хотя трудно сказать наверняка, потому что ее кожа серебряная. Я вспоминаю, что она давным-давно украла у Кровавого Сорокопута рубашку из живого металла. Этот доспех врос в ее тело, как до того вросла в лицо маска.

Ее татуировка с девизом «ВСЕГДА ПОБЕЖ» ясно видна под серебром. Теперь она гласит: «ВСЕГДА ПОБЕЖДА».

Пока она ощупывает ушиб, я замечаю в комнате странный предмет, особенно ярко выделяющийся на фоне аскетичной обстановки. Это грубо вылепленная статуэтка матери, держащей на руках ребенка. Комендант старается не замечать ее.

Она снова опускает рубашку и надевает доспехи. Потом смотрит в зеркало – и видит в нем отражение статуэтки. Она глядит на нее осторожно, будто фигурка может ожить, а потом разворачивается на каблуках, подхватывает ее и быстрым движением бросает в пламя камина. Потом зовет кого-то через закрытую дверь. Мгновение спустя появляется раб.

Комендант кивает ему на горящую статуэтку.

– Ты это нашел, – говорит она. – Ты кому-нибудь говорил о ней?

Слуга испуганно мотает головой. Комендант вглядывается ему в лицо.

Не надо, – хочу я крикнуть ей. – Беги, спасайся!

Рука моей матери стремительно взлетает и быстрым движением ломает ему шею. Должно быть, раб даже не успел ничего почувствовать.

– Лучший способ сохранить это в тайне, – сообщает она телу, оседающему к ее ногам. – Не правда ли?

Я моргаю – и снова открываю глаза в роще джиннов. Лозы, приковавшие меня к земле, исчезли, на лес падают отсветы оранжевого рассветного света. Прошло несколько часов.

Джинны все еще копаются в моем разуме. Я выталкиваю их наружу, преследую и сам врываюсь в их память. Они настолько поражены моим натиском, что на миг теряют бдительность. Я чувствую их гнев, изумление и общую, разделенную глубокую боль. Но им удается быстро подавить панику. Джинны слишком скрытны.

Потом меня вышвыривают наружу.

– Вы что-то скрываете, – выдыхаю я. – Вы…

Взгляни на свои границы, Элиас Витуриус, – оскаливаются джинны. – Видишь, что мы сделали?

Это атака. Я чувствую ее так, как если бы напали на меня самого. Но эта атака не снаружи. Кто-то атакует границу изнутри Леса.

Иди и посмотри, как велик ужас призраков, которым удалось вырваться наружу из Земель Ожидания. Ты увидишь, как страдает твой народ. Тебе не под силу что-то изменить. Это уже не остановить.

Выругавшись, я вспоминаю слова Пророка, сказанные мне давным-давно, в прошлом. Я бегу по ветрам назад, к южной границе, со скоростью самой Шэвы. Когда я наконец добираюсь туда, то вижу тысячи призраков, столпившихся в одном месте, горящих желанием выйти наружу. Они яростно прорываются через границу.

Я тянусь к Мауту, к его магии, но с таким же успехом я мог бы пытаться захватить в горсть воздух. Призраки покидают Земли Ожидания у меня на глазах, их отчаянные крики вибрируют во мне.

Граница кажется нерушимой, но каким-то образом призраки через нее проходят. Я провожу руками по сверкающей золотом стене, стараясь обнаружить в ней прорехи и повреждения.

Где-то вдалеке в утреннем свете блестят голубым и красным кибитки племени Насур. От костров поднимается дымок – люди готовят завтрак. К моему изумлению, поселение выросло и сдвинулось ближе к Лесу. Я узнаю золотисто-зеленые кибитки, собранные в круг неподалеку от побережья Сумеречного Моря. Племя Нур, возглавляемое Афией, соединилось с племенем Аубарит.

Зачем Афия пришла сюда? Пока меченосцы настолько воинственны, кочевникам не стоит собираться большими поселениями! Афия достаточно благоразумна, чтобы это понимать.

– Бану аль-Маут? – слышу я знакомый голос.

Прямо передо мной на равнине появляется Аубарит.

– Да, факира, – отвечаю я, выходя из леса. Кровь тревожно пульсирует в висках, я предчувствую что-то недоброе. – Сейчас не лучшее время, чтобы…

– Элиас Витуриус, черт тебя дери! – Я прекрасно знаю невысокую женщину, которая пробегает мимо Аубарит в мою сторону. Глаза ее пылают, лицо страшно исхудало, волосы, обычно заплетенные в аккуратные косы, сейчас в беспорядке, и платок не может этого скрыть. Под глазами лежат огромные лиловые круги, от нее исходит запах пота и крайней усталости. – Что за мерзость тут происходит?

– Залдара! – Аубарит выглядит шокированной такой фамильярностью. – Перед нами сам Бану аль-Маут…

– Не зови его так! Его имя – Элиас Витуриус. Он просто бестолковый человек, не умнее всех прочих дураков, и я подозреваю, что именно из-за него призраки клана Нур застряли…

– Афия, остынь, – говорю я. – Что за преисподняя…

Я давлюсь словами – меня сильно и резко дергает к себе Маут, почти сбивая с ног. Я чувствую в его призыве неотложную нужду и разворачиваюсь. По ветру в нескольких метрах от меня плывет лицо.

Оно сосредоточено, на нем застыл гнев. Лицо медленно движется в сторону лагерей кочевников. За ним плывет еще одно лицо. Они летят к караванам, как стервятники на запах падали.

Призракам удалось бежать. Я не успел остановить их.

Может, они просто собираются пугать людей своими стонами и жалобами? У них же нет тел, что они могут еще сделать?

У меня нет времени подумать об этом. С деревьев у лагеря кочевников поднимается стая перепуганных птиц, они тревожно кричат.

– Элиас… – начинает говорить Афия, но я вскидываю руку, приказывая ей замолчать. На миг воцаряется тишина.