— Лидка, ты охренела! Это ж надо быть полной идиоткой, чтобы напялить мокрую одежду да еще и окна в квартире повыбивать! — выговаривала Трехдюймовочка, меняя компресс у нее на лбу. Было раннее утро. Обложенная подушками Лидия лежала на гигантской майоршиной кровати, сделанной в лучшие годы на заказ. В уголке под торшером посиживал Кудинкин и украдкой косился в вырез надетой на Лидию ночной сорочки. Сорочка была Трехдюймовочкина, что уже говорило о солидных размерах выреза. Майорша, не оборачиваясь, одернула Кудинкина:

— Куда пялишься?! Смотри, я тебя еще не простила за кота!

— Оперативный талант! — льстиво сказал Кудинкин. — И не смотришь, а видишь. Но вообще-то я смотрел на кровать. Спать хочется.

Кудинкин всю ночь где-то прошатался по своим милицейским делам и пришел только час назад.

— На кровать он смотрит… Не ври, Кирюша, — сказала Трехдюймовочка. — Что я, мужиков не знаю? Все вы бабники.

— Это еще ничего. Хуже, когда мужик — мужичник, — вставила Лидия.

— Что-то тебя на философию потянуло. От газа, наверно, — определила Трехдюймовочка. — Голова-то прошла? Лекарство я тебе скормила хорошее, из аптечки немецкой полиции. Мне один ихний то ли унтер, то ли фельдфебель подарил. Специально от слезоточивых газов.

— Ничего себе слезоточивый! Я чуть не умерла от этого слезоточивого, — пожаловалась Лидия.

— Ну не умерла же, — утешила ее Трехдюймовочка.

В общем, бойцы вспоминали минувшие дни, голова у Лидии почти не болела, простуда была, но несерьезная. Вадим, если кому-то интересно, сидел в каталажке, а кредитную карточку и ключи ей вернули. Все было бы просто замечательно. Если бы только Ивашников не потерялся. На милицейском сленге пропавших без вести так и называют — потеряшки.

Лидия не спрашивала о Кольке. Если бы отыскался хоть малейший его след, неужели Трехдюймовочка не сказала бы?!

— Кирилл, отвез бы ты меня домой, — попросила она Кудинкина. — Или лучше сразу на работу. Если хочешь, чтобы кровать освободилась.

— Куда тебе на работу? Еле дышишь, — заворчала Трехдюймовочка. — Возьми больничный, отлежись.

Лидия вздохнула. Трехдюймовке легко говорить «отлежись», а у нее Колькины деньги без присмотра.

— Это не та работа, на которой берут больничный.

— Так ты не в лабораторию. Госпожа бизнесменша собирается в офис! — сообразила Трехдюймовочка. Тон у нее сразу стал неприязненный. — Лидка, ну куда ты лезешь?! Господи, крадут их, бьют, стреляют, одного недавно в канализации утопили… А им неймется! Как же, день пропущу — лишний миллион не заработаю! А все жадность!

Лидии вспомнился едва знакомый парень из их двора на Кутузовском. Он открыл киоск в подъезде черного хода и сидел в нем круглые сутки, там и спал. Если уезжал за товаром, его подменяла мать. Через год у него было три киоска. Еще через год он снял магазин. А потом его страшно избили, переломав обе ноги. Во дворе говорили — ломом. Едва выписавшись из больницы, он купил инвалидный «Запорожец» с ручным управлением и с незажившими загипсованными ногами, бледный и худой как смерть, объезжал в нем свои киоски и свой магазин.

— Ты не понимаешь, — сказала Лидия. — Тут главное не жадность. Тут главное самостоятельность. Тебе вот не нравится, когда тобой командует какой-нибудь балбес, и никому не нравится. Но некоторые открывают свое дело и сами собой командуют.

— Это у кого самостоятельность, у тебя? — с иронией поинтересовалась Трехдюймовочка.

— У меня пока что никакой самостоятельности, — признала Лидия. — У меня одна головная боль. А вот Колька сам себе хозяин, и мне это нравится. Я должна сохранить Колькины деньги, пока его не найдут.

— Ну-ну. Флаг тебе в руки, — хмыкнула Трехдюймовочка.

Лидия подумала про сто двадцать тысяч, которые надо получить за армянский коньяк. Может, и не стоит соваться в это дело? Трехдюймовка считает, что за две недели Колька найдется. Либо не найдется уже никогда. И то, скорее всего, она преувеличивает: если Кольку захватили, чтобы потребовать выкуп, то долго ждать не будут. Может быть, похитители звонили в офис еще вчера, когда Вадим… Гадина Вадим, нельзя его прощать, пускай сидит. Так выбиваем долг за коньяк или отложим это до Кольки? Надо выбивать, поняла Лидия. Не из-за денег — с деньгами можно было бы подождать, — а из-за Виталика. Он спит и видит, как бы разворовать ивашниковский капитал. Вчера Лидия поставила Виталика на место, но завтра он может сообразить, что новая хозяйка только милицейским удостоверением размахивает, а в делах ни бум-бум. Вот если вернуть эти сто двадцать тысяч, тогда другое дело. Тогда Виталик на всю оставшуюся жизнь запомнит, кто здесь хозяйка.

— Заработать хотите? — предложила Лидия.

— Жаждем! — встрепенулся Кудинкин — он дремал в своем кресле и, казалось, к разговору не прислушивался.

— Смотря на чем, — сказала осторожная Трехдюймовочка.

— Все законно, — успокоила ее Лидия, хотя сама в этом сильно сомневалась. — У Кольки работает такой Виталик…

И Лидия пересказала все, что слышала от Ивашникова об этой сделке с коньяком и о его ментовской крыше.

— В общем, я сказала Виталику, что сама им позвоню. А на самом деле я знать не знаю этих ментов, — закончила она. — Так что выручайте.

— Говоришь, они десять процентов берут за работу? — со сложным чувством уточнил Кудинкин.

— В данном случае вы берете десять процентов, — сказала Лидия, чтобы не оставалось неясностей, и добавила самым завлекающим тоном: — Двенадцать тысяч долларов!

Кудинкин вскочил с кресла и забегал по комнате. Губы у него шевелились. Он что-то подсчитывал.

— Домик! Домик в Опалихе! — сообщил Кудинкин через минуту, побледнев, как тень отца Гамлета. — Мою комнату, само собой, продадим, и еще останется, чтобы сменить машину. Возьмем «пятерку» подержанную.

На Трехдюймовочку он старался не смотреть. Было ясно, что окончательное решение зависит от нее и что Кудинкин опасается, как бы его боевая подруга не отказалась от работы.

— Это незаконно, — приговорила Трехдюймовочка.

Кудинкин схватился за голову:

— Оль, ну что ты говоришь?! Что незаконно-то? Если бы я приперся к ним в форме и начал давить, было бы незаконно. А я приду в штатском и так ненавязчиво поинтересуюсь: ну что, мол, ребята, платить собираетесь?

— Не собираемся, — ответила за должников Трехдюймовочка.

— Нет, Оля, они скажут: «Многоуважаемый Кирилл Алексеевич, ваша проникновенная беседа на темы морали и деловой этики перевернула наше мировоззрение. Мы собираемся платить, мы уже платим! Простите нас, любезнейший Кирилл Алексеевич, за это маленькое недоразумение, и заходите еще!»

— Или назначат тебе стрелку где-нибудь на городской свалке, чтобы там же и зарыть. Нет, Кирюша, и не думай, — отрезала Трехдюймовочка. — А ты Лидка, не сбивай мне мужика. Еще искалечат его за твои тысячи. Или выгонят со службы.