— Кондратий Федорович, имею честь представиться… лейтенант Климов… по делам компании… с донесением. У меня к вам пакет от лейтенанта Завалишина… срочно… — выдохнул Дмитрий. «Хорошо, что выучил эту фразу наизусть», — пронеслось у него в голове.

— От Дмитрия Иринарховича?! — в один голос воскликнули офицер и Рылеев и в удивлении переглянулись.

— Так вы, сударь, никак из наших Америк будете? — спросил Рылеев, делая ударение на слове «наших».

Но, не дав Дмитрию возможности ответить, офицер вдруг задал вопрос по-французски:

— Pardonnez-moi d'impudence, monsieur, mais permettez-moi de demander, al ce que l'équipage de vous sera attribué?[17]

Как ни странно, но то ли под воздействием стресса, то ли еще по какой причине Дмитрий, к немалому своему удивлению, вопрос понял. Наверное, слова «пардон» и «экипаж», даже сказанные по-французски, было не трудно понять. Но отвечать, слава богу, ему не пришлось. Ситуацию спас Рылеев.

— Прошу простить меня, господин лейтенант, — Рылеев дружески взял Дмитрия под руку, — я вам не представил моего друга… Бестужев, Николай Александрович…

— Бестужев! — невольно ахнул Дмитрий.

Рылеев с Бестужевым опять в недоумении переглянулись.

— Я так много слышал о вас! — добавил Дмитрий, чтобы как-то сгладить конфуз. Фраза эта вырвалась у него абсолютно искренне и потому прозвучала вполне естественно. При этом во взгляде Бестужева, как с удовлетворением отметил про себя Дмитрий, враждебная настороженность сменилась интересом.

— Климов, Дмитрий Сергеевич… Лейтенант флота… Состою на службе в Российско-Американской компании…

Дмитрий страшно вспотел. Что и говорить, мода того времени, когда тело было стянуто корсетом, поясом, жилетом и мундиром, придавала осанке чрезвычайную подтянутость. «Но боже мой, ведь можно сойти с ума от неудобства!» — не раз жаловался Дмитрий. Тело, привыкшее к джинсам и кроссовкам, казалось, из последних сил сносило эту пытку.

— Во флоте Российско-Американской компании, как я полагаю, — усмехнулся Бестужев. Он явно замечал волнение Дмитрия, но, по всей видимости, относил это на свой счет. — На каком корабле, если позволите повторить мне свой вопрос, имеете честь служить? И поверьте, господин лейтенант, вопрос мой отнюдь не праздный. Много моих товарищей в последнее время приняли командование кораблями компании. Там ведь у вас, насколько я понимаю, уже целая Северо-Тихоокеанская флотилия…

У Дмитрия вдруг появилось полное ощущение того, что он смотрит какой-то фильм, снятый с применением суперсовременных технологий, где создается не только 3D-эффект, но даже ощущение присутствия.

«Какая, к чертям, флотилия, какие экипажи, о чем он вообще говорит? — Дмитрий вдруг разозлился. Ему страшно надоело ломать эту комедию. — Ща как нажму на айфон, и стойте тогда вы, господа хорошие, и хлопайте глазами, когда я исчезну у вас на глазах! Осточертел мне этот костюмированный бал, в котором я должен играть роль дурака!»

Но в то же время где-то на заднем плане готовившегося оставить его сознания Дмитрий понимал, что более всего он был зол на себя, за свою самоуверенность. Зол на то, что абсолютно не владел ситуацией и оказался совершенно к ней не подготовленным. «Историк хренов!»

Положение опять спас Рылеев.

— Так что же мы стоим, господа? Пройдемте, пожалуйста, в дом! — Он дернул за шнурок висящего на двери колокольчика. — Прошу пожаловать! Федор, — продолжал Рылеев уже в прихожей, сбрасывая шубу на руки лакея, отворившего дверь, — проводи Николая Александровича наверх! Ника, — Рылеев уже обращался к Бестужеву, — mon chér, поднимайся-ка ты в залу! А мы тут пока с… э-э-э… Дмитрием Сергеевичем наши дела обсудим и к вам тот же час присоединимся. Мишель твой должен быть уже там… Займите пока его сиятельство! Федор, — продолжал распоряжаться Рылеев, — мы с Дмитрием Сергеевичем ко мне в кабинет пройдем… Подай-ка нам чаю, голубчик. А то и весь самовар неси, сдается мне, разговор у нас скорым не получится.

Все произнесенное Рылеевым совершенно не походило на приказ, однако и возражений не подразумевало. Их и не последовало. Бестужев, коротко кивнув, стал быстро подниматься по лестнице на второй этаж, а Дмитрий последовал за Рылеевым по длинному коридору, уходившему в недра большого дома, справа от парадной лестницы.

В этот момент навстречу им со счастливым визгом вдруг вылетело очаровательное кудрявое создание в небесно-бирюзовом шелковом платьице, из-под которого торчали белые кружевные панталончики, и, обхватив ногу Рылеева, повисло на нем:

— ПапА!

— Настюша! — Отец счастливо улыбался, но решительно оторвал дочь от ноги. — У нас гости! Иди к мамАн, я к вам после поднимусь!

Девчушка, смешно нахмурив бровки, сделала гостю книксен и, так же стремительно, как появилась, маленьким вихрем унеслась в глубь дома. Сердце Дмитрия сжалось от невыразимой тоски. У него вдруг стало портиться настроение. Огромные напольные часы с механическим календарем, стоявшие в углу, издали мелодичным баритоном короткий и благородный звук. Дмитрий посмотрел на циферблат.

Четверть шестого пополудни 13 декабря 1825 года.

1787 год. Курск

Французский посол, открыв рот, в изумлении взирал то на карту невероятных по масштабу российских владений, то на странного мужичонку, который скромно потупился в раболепном полупоклоне.

«Что же это за нация такая? — в который раз изумлялся про себя де Сегюр. — По мелочи и украсть не гнушающаяся, а по-крупному континенты к ногам своих правителей бросающая! Поголовно темная и забитая и в то же время полна самородков с умами пытливыми, способными к самообразованию до того, что даже карты мировые на невиданных шкурах выделывает! Причем в подробностях необычайных! А в ссылке, куда за воровство сосланы, еще и энциклопедии многотомные о своих же тиранах сочиняют!» Граф тоскливо глядел на карту. Постепенно в его сердце стало закрадываться ноющее беспокойство.

Настроение Екатерины менялось к лучшему с той же неудержимостью, с какой оно портилось у де Сегюра. Горделиво приосанившись и одобрительно кивнув губернатору, который, как казалось Резанову, вот-вот должен был обмочиться от радости, императрица одобрительно поглядела на Голикова.

— А ты, Иван Иванович, не стесняй себя, сказывай, какие такие деяния совершил этот твой Шелихов? Пусть послы иностранные тоже знают, куда я ступила ногой моего народа!

Екатерина с гордостью покосилась на скисшего посланника.

— Матушка-императрица! — воскликнул Голиков. — О деяниях сего мужа достойного я знаю не понаслышке. Вот ужо двадцать лет как состою с ним в партнерстве. И вместе мы, объединив однажды наши капиталы, отправились, матушка, наперекор стихиям, расширять владения державы, тебе Господом дарованной!