— Но я сам видел...

— Ты видел то, что хотела она. Ты не спросил у нее, как умер Валвин?

— Не было нужды. Она сказала, что бесполезно натравливать на льва шакалов, и велела передать это тебе.

— Она права, но шакалы тоже должны выполнить свою часть работы. Ну, живо — по коням.

— Ты недоволен нами? — спросил Макас.

— Вами-то? Как можно? Хватит разговоров, едем.

Кадорас грациозно сел в седло. Караван уже скрылся из виду, и он двинулся вниз по склону, откинувшись назад и задрав голову коня вверх.

— Не делай задачу слишком легкой, Нездешний, — прошептал он. — Не разочаровывай меня

Карнак вошел в зал совета, и двадцать офицеров, встав, отдали ему честь. Генерал сделал им знак садиться и занял место во главе стола, набросив плащ на спинку стула.

— Пурдол вот-вот падет, — объявил он, обведя голубыми глазами угрюмые лица собравшихся. — Ган Дегас стар, утомлен и почти что сломлен. Священников Истока в Пурдоле нет, и ган больше месяца не получает от нас известий. Он думает, что остался в полном одиночестве.

Карнак помолчал, давая всем время усвоить его слова и оценивая степень напряжения. Геллан — воплощение полнейшего безразличия, а вот молодой Сарвай явно подавлен. Йонат шепчет на ухо Геллану — известно о чем: о допущенных в прошлом ошибках. Молодой Дундас с нетерпением ждет, всем сердцем веря в Карнака. Генерал знал всех, кто сидел здесь, знал их слабости и сильные стороны — были тут и меланхолики, и бесшабашные головы, которые опаснее всякого труса.

— Я отправляюсь в Пурдол, — произнес он, сочтя, что время пришло. Вокруг стола прошел шумок, и он вскинул руку, призывая к молчанию. — Против нас воюют три армии, и львиная доля досталась Пурдолу. Если крепость падет, освободится сорок тысяч солдат, готовых вторгнуться в Скултик. Против такого числа мы не устоим — поэтому я еду в Пурдол.

— Вам туда не попасть, — покачал головой бородатый Эмден, офицер Легиона. — Ворота закрыты наглухо.

— Есть другой путь — через горы.

— Где обитают сатулы, — пробормотал Йонат. — Я бывал в тех местах. Предательские перевалы, обледенелые тропы... Пройти там невозможно.

— Возможно! — вскочил на ноги Дундас. — Более полусотни наших солдат работает там, расчищая дорогу.

— Но через горы нельзя попасть в крепость, — вмешался Геллан. — Пурдол примыкает к отвесному утесу — спуститься с него не удастся.

— Мы не станем с него спускаться, — сказал Карнак. — Мы пройдем сквозь него. Утес весь пронизан пещерами, и один из ходов ведет прямо в подвалы замка; сейчас он завален, но мы расчистим его. Йонат прав: путь этот труден, и лошади там не пройдут. Я намерен взять с собой тысячу человек, каждый из которых будет нести шестьдесят фунтов груза. Тогда мы сможем продержаться, пока Эгель не придет к нам на подмогу из Скултика.

— А если он не придет? — перебил Йонат.

— Тогда уйдем в горы и разобьемся на партизанские отряды.

Сарвай поднял руку.

— Один вопрос, генерал. Насколько мне известно, Пурдол рассчитан на гарнизон из десяти тысяч человек. Если даже мы доберемся туда, нас вместе с защитниками окажется не более шести тысяч. Сможем ли мы удержать крепость?

— Точный расчет нужен только зодчим да чиновникам, Сарвай. Первая крепостная стена уже пала — значит, гавань в руках вагрийцев, что позволяет им высаживать новые войска и подвозить припасы. Во второй стене всего двое ворот, и защитники держатся стойко. В третьей — одни ворота, и остается еще замок. Крепкий гарнизон способен удерживать крепость по меньшей мере три месяца — а больше нам и не понадобится.

Геллан откашлялся.

— Известно ли нам хоть что-нибудь о потерях в Пурдоле?

— Да, — кивнул Карнак. — Восемьсот человек. Шестьсот убитыми и двести тяжелоранеными.

— А как же Скарта? — спросил Йонат. — Дренаи, которые здесь живут, надеются на нашу защиту.

Карнак, не спеша с ответом, потер глаза. Этого вопроса он и боялся.

— Настало время трудных решений. Да, наше присутствие дает здешним жителям надежду, но надежда эта лживая. Скарту отстоять нельзя. Я это знаю, и Эгель тоже знает — вот почему он совершает маневры на западе, связывая вагрийцев и надеясь предотвратить вторжение. Мы без всякого толку держим здесь людей, которые отчаянно требуются в другом месте. Мы оставим здесь символическое прикрытие человек в двести... и это все.

— Город сотрут с лица земли! — с пылающим от гнева лицом поднялся Йонат.

— Его сотрут в любом случае, если вагрийцы решат взять его приступом. Сейчас враг ждет, когда падет Пурдол, и не решается вторгаться в лес. Если Пурдол выстоит, он спасет и Скарту, и прочие скултикские города. У Эгеля останется всего четыре тысячи человек, но из Скодийских гор придет пополнение. Мы должны помочь ему выиграть время.

Я знаю: вы думаете, что это безумие. Согласен с вами! Но все преимущества сейчас за вагрийцами. У них в руках все крупные порты. Лентрийская армия отступает перед ними. Дренан пал, дороги в Машрапур перекрыты. Один только Пурдол еще держится. Если он падет до выступления Эгеля, нам, как и всем дренаям, настанет конец. Дренайские земли раздадут вагрийским хозяевам, а их купцы только и ждут, когда наше государство вольется в Большую Вагрию. Если мы не возьмем свою судьбу в собственные руки и не рискнем всем, мы можем считать себя покойниками.

У нас, друзья мои, просто-напросто не осталось больше места для маневра. Выбора нет — остается хватать тигра за горло, уповая на то, что он выдохнется раньше нас. Завтра мы выступаем в Пурдол.

В глубине души Геллан сознавал, что это гибельная затея, и что-то шептало ему, что Карнак в своем стремлении помочь Пурдолу руководствуется скорее честолюбивыми, нежели стратегическими замыслами. И все же...

Не лучше ли последовать за одаренным свыше вождем к вратам ада, чем потерпеть бесславное поражение под началом у заурядного полководца?

В сумерки совещание закончилось, и Геллан побрел в свою каморку, чтобы собрать скудные пожитки в полотняные и кожаные седельные сумки. Три рубахи, две пары шерстяных носков, рукописный устав Легиона в истертом кожаном переплете, украшенный драгоценностями кинжал и овальная миниатюра на дереве с изображением белокурой женщины и двух маленьких детей. Геллан присел на койку и снял шлем, глядя на портрет. Когда ему впервые показали миниатюру, он остался недоволен, сочтя, что прелесть и радость этих милых лиц передана недостаточно хорошо. Теперь портрет казался ему работой истинного гения. Он тщательно завернул дощечку в промасленную кожу и уложил ее между рубахами. Потом вынул из ножен кинжал, полученный в награду два года тому назад: Геллан стал первым человеком, шестикратно завоевавшим Серебряный Меч.