Настолько быстро, насколько выдерживают наши ноги, торопимся выбраться из опасного положения. Вдоль ручья нам приходится шагать не менее часа, пока не отстающий от меня Преснухин не замечает завал из нескольких деревьев, перегородивший в теснине разбушевавшуюся речку. Стволы у них жутко скользкие, будто их натерли мылом, но если не спешить, то перебраться на ту сторону, в принципе, можно. Вначале (подавая пример) на другой берег переползаю я. Вслед за мной увязываются Щербаков и Камо.

— Давай сюда, генацвале, — кричит последний, яростно размахивая в воздухе раскисшей шапкой, — не трусь жопой!

Переправа на сей раз длится долго, слишком долго. Но никто никого не торопит, поскольку если кто-то из нас сорвется, то поймать его и спасти вряд ли удастся. Поэтому каждого предварительно обвязываем веревкой и даем один из топоров, для того чтобы можно было им цепляться за отсыревшую древесину. Выбравшись на камни, первое, что делал перебравшийся, перебрасывал топор на нашу сторону, и цикл повторялся с начала.

Всецело занятые переправой, а также обеспечением минимальной безопасности, мы как-то не замечаем, что дождь заканчивается. И только тогда, когда на наши измученные лица падают тусклые лучи заходящего солнца, мы видим разительные перемены в природе. Но вид солнца нас совсем не радует, наоборот. После очень качественно внушенного курса практической климатологии мы твердо знаем, что тусклое красное солнце при сильном северном ветре означает только одно — резкое похолодание. В общем и целом мы к нему готовы, но загвоздка в том, что все вымокли до нитки. Даже те шинели, которые мы рассчитывали прикрыть от воды, все равно напитались ею до полного безобразия. Выход один — как можно скорее разводить костры и сушиться не менее двух часов.

Савотин тревожно вытягивает шею и озирается но сторонам. Ближайшие деревья довольно далеко от того места, где мы находимся, примерно метрах в пятистах.

— Бегом, — кричит он, — все за мной. Не отставать.

Своей цели он достигает. Подбежав к деревьям, мы чувствуем, что некое подобие тепла приливает к нашим окоченевшим рукам.

— За работу, не стоять, — продолжает надрываться Олег. — Васька, Федор, Николай, марш вон на ту полянку. Ставьте тент скорее. Сашок, разводи костер, хоть один пока. Все остальные бегом за дровами и «лапами»!

— Разводить-то можно, — стучу я в ответ зубами, — а где же взять спички?

Ощупываю карманы, вынимаю спрятанный за пачками старых писем коробок. Бесполезно, раскисло все. «У кого же я видел недавно зажигалку? — вспоминаю я. — Наверняка У кого-то она должна быть!» Но поиски столь желанного огня успехов не приносят. Спички промокли решительно у всех, а две отысканные в карманах зажигалки не работают. Как говорил главный герой фильма «Волга-Волга»: «Хочется рвать и метать, рвать и метать!»

— Продолжайте, чего встали? — слышится голос Олега. — Огонь мы сейчас добудем.

Набрав по пути охапку валежника, он подходит ко мне.

— Ну что, следопыт, — с шумом сваливает он дрова возле меня, — как там по науке огонь-то добывать надо?

— Как, как, — бурчу я в ответ, — да как тут его добудешь? Солнца, считай, уже не видно, да и увеличительного стекла у нас тоже нет. Все отсырело на хрен. Может, у лейтенанта попросим? У него точно есть. Он весь день под непромокаемым плащом проходил, да к тому же у него, по-моему, и зажигалка имеется.

Савотин аж передергивается от одолевающей его непреодолимой дрожи. То ли это от холода, то ли от нежелания идти на поклон к проверяющему.

— Делать нечего, — вскоре соглашается он вполголоса, — пойду спички клянчить. Эх, — добавляет он, — и как же это мы так лопухнулись!

Но не успевает он отойти и на пять шагов, как меня осеняет совершенно нетривиальная мысль.

— Олег, — громко шиплю я ему вслед, — не торопись!

Он с интересом оборачивается.

— А наши зажигалки почему не работают? Ты у ребят не выяснял?

Сержант пожимает плечами.

— Может, их можно быстренько починить? А? Неси-ка их сюда. У меня и отвертка в ноже есть. Попробуем, пока светло.

Олег звонко шлепает в ладоши и незамедлительно устремляется к зарослям, откуда звонко стучат топоры наших дровосеков. Возвращается он без малейшего промедления. Разжимает кулак, и я вижу на его ладони две зажигалки. Одна из них представляет собой скопированное нашей кустарной промышленностью изделие с американской разработки сороковых годов. Вторая сделана из винтовочной гильзы безвестным камчатским умельцем во времена недавнего спичечного кризиса.

Как, вы разве ничего не слышали об этом сокрушительном кризисе? Тогда попрошу буквально минуточку внимания.

Как вы все наверняка помните, во времена социализма в нашей стране не было никакой рыночной стихии и все товары народного потребления распределялись по регионам строго в соответствии с государственным планом. И если положено, допустим, поставлять на Камчатский полуостров спички два раза в году, то так тому и быть. Однако случилось так, что баржа, в очередной раз перевозившая сей деликатный бытовой предмет, села на камни во время шторма и все спички безвременно погибли. Какое-то время в магазинах распродавались переходящие запасы, но стоило пронестись слуху о произошедшей катастрофе, как и эти спички исчезли с прилавков буквально в течение одного дня.

— Подумаешь, какие-то спички, — могут сказать некоторые из вас, — тоже мне невидаль.

Оно, конечно, предмет на первый взгляд мелкий и цена ему тогда была соответствующая — одна копейка. Меньше, в стране Советов, вообще стоить ничего не могло, поскольку более мелких монет не чеканилось. Однако попробуйте разжечь в лесу костер без ничтожных спичек, умудритесь прикурить сигарету или поджечь струю газового резака. То-то же! И тут оказалось, что законы рыночной экономики действуют везде и всюду, невзирая на то, что на шестой части земной суши уже пятьдесят лет царил полный и окончательный социализм. Стоимость продаваемого из-под полы коробка возросла вначале до пятидесяти копеек, а потом и до двух рублей. Но решить проблему обычная спекуляция не могла. Даже относительно небольшое население труднодоступного полуострова ежедневно потребляло тысячи подобных коробков.

И тут же мастеровые люди, коими всегда была богата русская земля, взялись в массовом порядке клепать самодельные зажигалки (ведь промышленные зажигалки исчезли столь же быстро, как и сами спички). За образец взяли простенькую модель, имевшую большую популярность во время Второй мировой войны. Делали их тогда из винтовочных гильз, в изобилии встречавшихся на дорогах войны. Но где взять дефицитные латунные гильзы сейчас? На армейских полигонах их не найти, поскольку за эти годы в стране изменились стандарты стрелкового оружия. Поэтому умельцам пришлось перейти на гильзу стандартного патрона, от автомата Калашникова и пулемета Дегтярева. Объем этих гильз относительно невелик и заливаемый вовнутрь их бензин заканчивался куда как быстрее, нежели истирался кремень. Перезарядить такую зажигалку было весьма не просто, требовались кое-какие инструменты, и они (зажигалки) в огромных количествах оседали в карманах курящих и некурящих, как бы до подходящего случая. В то же время промышленные зажигалки перезаряжались куда легче, поскольку имели в своей конструкции специально изготовленную винтовую пробку. Поэтому не было проблем заполнить ее горючим, но остро стояла проблема в нужный момент отыскать к ней новый кремень.