Впрочем, мистер Лофтли мог надеяться компенсировать свои потери за счет принадлежавшего ему паба, расположенного на другой стороне Мэйн-стрит, почти напротив гостиницы. Из окон паба можно было наблюдать за входом в «Охотников и свинью» и даже рассмотреть что-нибудь в окнах второго этажа. Журналисты, прибывшие раньше прочих, устроились в пабе с удобством с самого раннего часа и принялись угощать местных жителей, готовых рассказать историю-другую за кружечкой портера. Конечно, среди этих историй было немало выдумок, но журналисты – опытный народ и легко сумеют отличить правду от вымысла. К сожалению, сейчас их волновали случившиеся в городке убийства, а они-то как раз и породили бесконечное число выдуманных историй, ведь правда была известна лишь убийце. Или убийцам, как считали некоторые, уверенные, что известная во всех западных графствах банда грабителей добралась и до Кромберри.

Так или иначе, блокноты журналистов наполнялись записями так же быстро, как убывали жидкости в бочонках и бутылках. Билли Берд и Дик Харт, чинившие крыльцо в гостинице едва ли не в момент убийства мисс Лэмбон, стали героями дня, но когда оба явились в паб, то рассказать им было почти нечего. За них это сделала толпа услужливых горожан. Дик выпил свою пинту за счет одного рьяного писаки и поторопился ретироваться, пока развязавшийся после выпивки язык не выдал никаких тайн мистера Лофтли и его заведения. Дик не хотел помогать газетчикам выставлять «Охотников и свинью» этаким бандитским притоном. А вот Билли ничего не сдерживало, и парень просидел в пабе до того момента, когда уже больше не мог внятно произнести ни одного, даже самого короткого, слова.

Погода установилась благоприятная для прогулок, и Кромберри выглядел как никогда оживленным городком. Едва ли не на каждом перекрестке с самого утра толпились возбужденные горожане, бурно обсуждающие два ужасных преступления. Злость, страх, любопытство мешались в их чувствах, заставляя забыть о повседневных делах.

Преподобный Фридделл прочел вдохновенную проповедь о «зле среди нас» и «заблудшей овце», причем заблудшую овцу явно трактовал буквально, несколько раз прозрачно намекнув, что злодеяния совершают гости Кромберри. Об этом Кэтрин рассказали по возвращении из церкви Эммелина и Агнес. Обе чувствовали себя оскорбленными и могли только порадоваться, что миссис Пропсон не смогла встать с постели из-за одолевшей ее мигрени. Она наверняка устроила бы грандиозный скандал прямо в церкви, прибавив журналистам материала для своих сенсационных статей. Миссис Уиллинг тоже не пошла в церковь, сославшись на головную боль и нежелание появляться на публике, когда она и другие дамы переживают горе утраты дорогой подруги.

– Она такая впечатлительная, – говорила Эммелина, стоя возле конторки Кэтрин. – Смерть миссис Роуленд поразила ее, но гибель мисс Лэмбон… Не могу подобрать слов, насколько ужасной оказалась она для подруг бедняжки. Я не так хорошо ее знала и все же потрясена, а что сейчас переживают миссис Пропсон и миссис Уиллинг, мне не вообразить.

– Думаю, будь они у себя дома, их горе было бы поистине беспредельным, но в чужом городе им приходится быть стойкими. Множество незнакомых людей, необходимость встречаться с полицией… Это отвлекает от горя и порождает гнев и усталость. Все будет намного хуже, когда мы вернемся в Бат… – Агнес заботливо посмотрела на бледную Эммелину. Сама мисс Беррингтон сегодня не казалась столь же красивой, как обычно, ее портили темные круги под глазами, такие же как у Эммелины.

Должно быть, подруги до глубокой ночи говорили о трагедиях, превративших развлекательную поездку в кошмар, который никому из них не удастся забыть.

Кэтрин же думала только о том, куда бы ей отправить Агнес. Поговорить с Эммелиной до сих пор не было возможности, и Кэтрин чувствовала свою вину как перед Грейтоном, так и перед Эммелиной. Что, если она может помочь найти убийцу и бездействует? Или же напрасно подозревает Эммелину в чем-то дурном? Миссис Дримлейн тоже до сих пор ничего неизвестно о переживаниях своей юной подруги, и старая леди будет обижена, когда узнает, что ее малиновка скрывала от нее важные сведения. Миссис Дримлейн до сих пор не покидала свою комнату, но отправила два письма в Лондон и записку судье Хоуксли – самое время поговорить с Эммелиной до того, как в «Охотников и свинью» пожалует судья.

К радости Кэтрин, на помощь ей пришел посыльный, громко объявивший, что принес письмо для мисс Беррингтон. По изумленному взгляду Эммелины и смущенному и вместе с тем раздосадованному виду Агнес Кэтрин догадалась, что письмо от джентльмена, которым мог быть только Гарри Райдинг!

Извинившись, Агнес сказала, что поднимется в Комнату с овцами и прочитает послание.

Наконец-то Кэти сможет поговорить с женой своего брата! Она едва успела обрадоваться, провожая взглядом поднимающуюся по лестнице Агнес, как навстречу мисс Беррингтон увидела на лестнице миссис Уиллинг. На узких ступенях обеим дамам пришлось потесниться, и миссис Уиллинг нервно хихикнула, споткнувшись. Агнес тотчас подхватила ее под руку и помогла ухватиться за перила.

Эммелина и Кэтрин с одинаковым удивлением смотрели на даму, которая не смогла пойти в церковь из-за головной боли, а сейчас явилась к ним, цветущая и нарядная. Этого синего платья из плотного шелка Кэтрин еще не видела у миссис Уиллинг и на мгновение забыла о предстоящем разговоре с Эммелиной, любуясь переливчатым блеском и тонкой вышивкой по подолу. К платью полагалась чуть более темная пелерина и кокетливая шляпка с белым пером, в ушах сверкали маленькие бриллиантовые серьги, а на пальце – дивное кольцо с большим синим камнем, блеснувшим, когда миссис Уиллинг положила руку на перила. В другой руке она держала прелестную меховую муфту, в которую тотчас спрятала ладони, едва сойдя с лестницы.

Из всего туалета этой леди Кэти более всего поразило белое перо на шляпке, казавшееся столь неуместным, что девушка даже мысленно не могла подобрать слов, чтобы выразить свое возмущение.

Кажется, Эммелина думала то же самое, ее глаза округлились, тонкие губы сложились в неодобрительную складку. Да и Агата Беррингтон, прежде чем ступить на площадку, дважды обернулась на лестнице, чуть покачивая головой, нахмурив тонкие брови.

– Вы чувствуете себя лучше, дорогая? – Эммелина обрела дар речи, и ее голос звучал весьма прохладно даже на взгляд Кэтрин, которая только училась распознавать оттенки светских интонаций.

– В комнате так сильно натоплено, что моя головная боль только усиливается, и я решила немного пройтись, нанести визит знакомым, пока не стемнело… – Если миссис Уиллинг и заметила неодобрение, ведь не могла же не заметить, то ничем этого не показала.

– Возвращайтесь не поздно, а то как бы нам не пришлось вас искать… – Кэтрин показалось или в елейном голосе Эммелины прозвучала угроза?

Кажется, миссис Уиллинг была с ней согласна, так как поспешно кивнула и заторопилась к выходу. Кэтрин и Эммелина остались одни в холле…

– И что же это за знакомые, которых надо посетить, несмотря на толпы журналистов у дверей? – пробормотала Эммелина. – Прежде она не говорила, что знает кого-то в Кромберри. В голову приходит только одно…